Про жизненный опыт и различение добра от зла

[istarni]

Очередная _очень_крутая_статья от Нью-Йорк-Таймс.

Живут, скажем, в городе Ракка в Сирии три девушки. Зовут их, скажем, Авс, Дуа и Асма, они учатся в университетах, ходят с мальчиками на пляж, зависают в кафе, слушают американский рок, много читают - Агату Кристи, Хемингуэя и Гюго и т.д. - вообще живут такой обычно-западной жизнью.
Потом в Сирии начинается гражданская война. Это где-то на западе страны, в общем, это их не касается. Потом в городе появляются беженцы, но это тоже не очень мешает привычному течению жизни. Потом в город приходит ИГИЛ, и Ракка оказывается столицей внезапно! появившегося халифата.
В городе появляются иностранцы, приехавшие на джихад. Местные сирийцы ощущают себя жителями второго сорта; путь наверх - только через ИГИЛ.

Авс выходит замуж за турка, который приехал сражаться за этот самый ИГИЛ - отец сказал, что она увидит его на втором свидании, если он предложит порядочное приданое; Авс романтичная девушка, поэтому она все-таки не может представить себе, как согласиться выйти замуж, не видя человека - подглядывает в щелочку, видит жениха и решает согласиться ради семьи. Она выходит замуж и даже счастлива; муж к ней ласков, только вот постоянно уезжает на войну на несколько дней. Ей хочется детей, но детей нельзя - чтобы будущие смертники не привязывались к детям, тогда они будут меньше настроены себя взрывать. Авс только и может, что общаться с другими женами, там она счастливая - ее муж, в конце концов, не бьет - но все равно ей скучно, и грустно, и дома делать нечего, домашнюю работу она успевает переделать быстро, новых книг не дождешься - книжные разгромили.
Дуа выходит замуж за богатого саудита, который тоже приехал сражаться на ИГИЛ; ее муж богат, красив, ласков, смешит ее, обеспечивает ей роскошный дом с кондиционером и слугами, куда она с удовольствием приглашает родственников...ну и, да, тоже постоянно уезжает воевать. Он изменил мою жизнь, говорит она потом. Он заставил меня полюбить себя.

Они вступают в местную полицию нравов - ну, не то что бы их кто-то заставлял, но все их семьи так или иначе завязаны на Аль-Танзим, Организацию (так все там называют ИГИЛ), их мужья - бойцы этого самого ИГИЛ, и вообще - дома сидеть скучно, а у них будет лучше жизнь и вообще - это очень логичный выбор, у них будет больше власти и авторитета, они так и говорят это.

Вообще статус и власть - это очень важно. Дуа, впрочем, говорит с улыбкой, что ее статус был повыше, чем у других - из-за богатого мужа-саудита, не последнего в Организации. Иностранцы и иностранки, приехавшие на джихад - более важные персоны; им больше платят; у женщин больше личной свободы, им разрешено выходить в Интернет и прочее-такое; местных сирийцев это бесит. "Эти иностранки все избалованы. У них у всех было больше власти - даже у тех, кто моложе меня".

И вот они в полиции нравов - в Женской Бригаде. Асма вместе с другими женщинами встречает на турецкой границе иностранок, приехавших жениться на воинах джихада. Их очень много, многие - из Европы, совсем школьницы, они смеются и счастливы в предвкушении новой жизни. Асма не понимает, чего они так счастливы, но она не привыкла спрашивать и не спрашивает.

Итак, они в Женской Бригаде. Это оказывается очень неприятной работой.  Однажды в их полицейский участок приводят двух ее подруг детства - мать и ее дочь-подростка и собираются бичевать потому, что они были в обтягивающей одежде; мать подруги просит ее вмешаться; Дуа говорит, что ничего нельзя сделать - "одежда на вас в самом деле слишком в обтяжку, вы сами виноваты, что надели не то". У нее комок в горле, когда они кричат под плетьми, и ей неприятно, что дружба-с-детства таким образом заканчивается.
Другой раз она отказывается идти на публичную казнь - побивание камнями за измену. Она говорит, что это не по шариату - для казни достаточно четырех свидетелй, а игиловцы устраивают публичное устрашающее зрелище. А еще ходят слухи, что одну из женщин вовсе не поймали с мужчиной - она вышла на площадь перед полицией с плакатом "Долой организацию". И ее побивают камнями.

По крайней мере, утешают себя Дуа и Авс, они *сами* никого не убивали. Только видели отрезанные головы. На улицах Ракки их много. Но только головы, говорит Дуа - в исламе же запрещено уродовать тела. - Нет, поправляет Авс, трупы тоже были на улицах неделями.

Женщины в Бригаде пользуются своей властью, чтобы свести счеты с нелюбимыми соседями. Впрочем, они знают, что за дружелюбными улыбками соседи лгут, потому что - вспоминает Асма - когда-то недавно она тоже вслух поздравляла подругу со вступлением в Организацию, а сама осуждала ее про себя. Ну, до того, как сама вступила.

Потом начинаются еще большие горести. У двоих погибают мужья, которых они успели полюбить - оказываются террористами-смертниками, притом теракт не против сирийской армии, а против другой группировки - *своих* же мусульман. "Я плакала целыми днями. Он умер в войне против други мусульман".
Девушки не знают, что делать. Дуа вышла замуж за хорошего человека (который был бойцом, то есть внезапно! террористом-смертником, и внезапно! против *своих же*, мусульман), а теперь Организация выдает ее замуж за другого,  не давая даже положенного по шариату трехмесячного траура (нужного, на самом деле, для того, чтобы определить, кто отец возможного ребенка...)... Она говорила - я плачу целыми днями, мне нужны эти три месяца траура. Ей отвечают - тебе не нужно траура, ты жена мученика, он сам на это вызвался, ты должна быть счастлива.

- "Я была замужем за хорошим человеком, а если я окажусь замужем за дурным человеком? Мне будет больно выйти замуж еще раз, зная, что муж скоро взорвет себя. Это же естественно, привязываться".

Авс выдадут замуж второй раз - за *следующего* террориста-смертника; его она полюбить не сможет, он все какой-то обычный. Через два месяца он сбежит со своими деньгами, так что у нее даже не будет статуса вдовы.

С помощью родственников они смогут уехать в Турцию. Они живут в маленьком городке, учат английский, общаются в сирийской общине, живут в сирийских семьях, которые им очень помогают, про свое игиловское прошлое молчат - не все же в общине были пособниками ИГИЛ, неудобно.



Да, все описанное происходит в 2014-2015 годах. Вот прям недавно. Люди...очень люди. Ну и...мне все лезли в голову мысли про то, что атрибуты *западной* жизни - ни кухня, кондиционер, пляж, бикини, кафе и прочее, ни даже университет, бизнес и английский, хорошие книжки Хэмингуэя и Гюго - в общем, оно *само по себе* совершенно не равно различению добра и зла. 

Comments

[amarinn.livejournal.com]

А ты читала "Кактус" Лилит Мазикиной? там все то же самое, только на российском материале. Тоже 2013-2014, примерно, если не ошибаюсь.

[egle-45.livejournal.com]

Более того - сама по себе "западная" жизнь абсолютно не равна различению добра и зла)

[elven-luinae.livejournal.com]

Естественно, никакие из атрибутов спокойной и защищенной жизни не равны различению добра и зла. И формально не могкт его облегчить.
Правда, меня в такие моменты накрывает еще вот что...
Первое - наша сытая-спокойная жизнь с томиками Гюго и пледиком, в сущности, результат такого многовекового мяса и мочилова, что просто ой. И где-то в ходе его люди все же занимались неблагодарным различением добра и зла, и делали не только для высоких материй, а еще для того, чтобы у всех было спокойная и защищенная жизнь. Наши предки для нас постарались во всех отношениях. Только нам предстоит не меньше и не лучше.
Потому оно все так плотно завязано. В том же Игил роскошь и ограничения довольно простых благ соседствуют, а внешне жизнь вот таких семей смертников по уроаню "комфорта" от нашей может и не отличаться. Беда в головах, и вот как раз на хорошем материальном фоне заметно, какая дикость прет из голов там, где речь про "традиции" и "самоограничения во имя". Вся эта риторика о самоотречениях - она и в фундаментализме, и в суровом кагбе жизненном пафосе "я тут великие проблемы ворочаю и страдьмя страдаю за идею, а сам шестой месяц в одних носках"(тм).
Как по мне, если наличие кондиционеров и сортитов ни о чем не говорит, то все эти векторы традиционных ценностей неизбежно сходятся в одной Ж, а там и предательство близких, потому что так оно в духе Корана, и отрезанные головы, и калечащие операции у девочек без наркоза, и многое другое.

[elven-gypsy.livejournal.com]

Естественно, не равно. Это же голая атрибутика.

[right-to-cry.livejournal.com]

"По крайней мере, утешают себя Дуа и Авс, они *сами* никого не убивали."

Угу, я просто выполнял приказ. Плавали, знаем.

[zero2005.livejournal.com]

Эээ... боюсь спросить - а тебе было - или есть - очевидно, что оно может быть равно? так что сомнение в этом было воспринято как _мысль_, т.е. что-то новое, неожиданное в какой-то мере?

[julia-monday.livejournal.com]

Ну и с европейцами такое было и не так давно. Ничего удивительного, ага.

[arkthur-kl.livejournal.com]

Когда я читаю в новостях душераздирающую историю трепетной девы Карауловой, пытавшейся присоединиться к ИГИЛ, я в глубине души подумываю, что ее арест мог спасти ее голову и другие части тела от многих неприятностей.

[arkthur-kl.livejournal.com]

А если более серьезно, то меня вот это ощущение, насколько хрупка цивилизация, очень серьезно задевает последнее время. Казалось бы, книги-фильмы-Гюго-школа-мир-добро-гуманность кажутся незыблимыми. Но, оказывается, это только тогда, это общепринято, а не соблюдают нормы этой цивилизации разве только маргиналы. Стоит ситуации чуть чуть измениться, и те же люди, которые высокодуховно общались за культуру и литературу, оказываются вполне способны на совершенно дикие, немыслимые казалось бы вещи.

[gondolinde.livejournal.com]

У Авс, судя по статье, семья исламистская. Просто не настолько упертая, чтобы до прихода ИГИЛ связываться с светским государством и запрещать дочери ходить в университет и даже слушать рок и читать Хэмингуэя. У Асмы возможно тоже.
Но дело не в этом, потому что эти истории мне напомнили кое-что другое. К вопросу о том, где именно помещается цивилизация (я не про мобильники и айфоны, да)). И куда она девается в некоторых случаях. Слава Богу, не во всех. Цитаты наверное длинноваты, но правда - до чего ж люди одинаковые.

Безногая портниха Сима просила маму не выходить: "Роза, что надо,
принесут! "Условились стучать в окно три раза: свои, значит.
На другой день постучала, как условлено, в окно Мария Курилова, тоже
соседка, сказала матери:
- Всякое говорят, Роза, пусть Фимочка у нас живет. Только есть зови.
Куриловых Полина знала. Шахтерская семья. Девять детишек.
- Где девять, там и десятый, - сказала Мария просто, хотя найди полицаи
у Куриловых Фиму - вывезли бы всех Куриловых в карьер...
...............
Мать со дня на день ждала: придут! А спокойная была. Сын в
безопасности. Счастье какое!.. Отнесла к Мухиным все, что осталось ценного
из вещей. Пальто зимнее, только справила; зеленую плюшевую скатерть --
семейную реликвию. "Если что, - сказала, - Фимочке отдайте".
Чего ждала, стряслось в пятницу. Вечером постучали три раза. Свои. Мать
открыла. Стоит немецкий офицер и полицай. Подъехала длинная фура.
- Запас еды на сутки. И на фуру! -- приказал полицай и забросил ружье
за спину: жиды сопротивляться вроде не собирались. Понятливые. И к выходу
пошли сами.
(Об этом полицай на суде рассказывал. Извозчик. )
Немец тоже вложил пистолет в кобуру, усмехнулся нехорошо:
торопитесь-де, торопитесь...
Мать переступила через порог, глаза скосила. Вздохнула облегченно. Нет
Фимочки!
И, улыбнувшись, пошла к фуре... Улыбнулась, говорили, спокойно так,
легко, вроде перед ней не фура разбитая, а дочерний свадебный поезд.
Тут Любка Мухина вышла из своего дома. Руки на кофточке скрестила.
Брови подбритые.
И вдруг кинулась всполошенно по саду к дому Куриловых, крича:
- Фимочка, Фи-имочка! Мама зовет!
Сын примчался, запыхавшись, когда родителей уже подталкивали тычками на
фуру: они вдруг остановились у колеса и стояли так, недвижимо, плечо к
плечу. Их прикладом по спинам, они вроде не чувствуют.
Увидел Фима полицая с винтовкой в руках, немца с открытой кобурой на
животе - все понял. Сказал негромко Любке Мухиной, своей бывшей учительнице:
Тебе что. воздуху мало? "
И пошел к родителям молча. Молча, поддерживаемый отцом, забрался на
фуру.
Любка бросилась вслед заскрипевшей фуре, крикнула полицаю:
- А у них еще дочкаА в Москве учится. Комсомолочка!..
................................................
Володя Ганенко был последним предвоенным комсоргом широковской школы.
Свое комсомольское хозяйство он передал флегматичной отличнице Лиле.
Флегматичный комсомольский секретарь, как только ворвались немцы,
оказывается, повесила на школе плакат. В нем предлагалось записываться в
молодежную организацию "Звильнена Украина", в которую имеют святое право
вступать все, "кроме жидов и москалей".
Вытащили украинские наряды - никто и раньше не запрещал их носить. Но
раньше надевали по праздникам, а теперь каждый день. На шее разноцветные
мониста. Как отличительный знак.
Учитель математики Виктор Исаевич приходил, рассказывала Люся Хоменко,
к Лиле, своей любимой ученице, умолял выхлопотать пропуск его семье, чтоб
хоть детей спасти.
Выгнала она Виктора Исаевича, хотя ничего ей не стоило выхлопотать:
отец Лили, бывший председатель райземотдела, стал немецким старостой,
разговаривал с плеткой в руке...
Скрестив руки на праздничной блузке, глядела Лиля, как на ту же
скрипучую фуру, на которой уже стояла, обняв друг друга, Полинкина семья,
загоняли прикладами маленького, беспомощного без очков Виктора Исаевича,
швырнули его трехлетнюю дочь, которая пронзительно кричала, казалось, на все
Широкое: "Мамочка! Тату!.. Не садитесь на телегу? Не хочу, чтоб меня
убивали... "

Продолжение

[gondolinde.livejournal.com]

В гражданскую войну, рассказывали, в Широком; тоже обнаружился
предатель. Один - единственный на все село.
А теперь? Полицаи. "Звильнена Украина". Только из одного их класса трое
девчат пошли в "Звильнену".
И сразу - как звери. Как первобытные. Кто не твоей масти, вгрызайся в
горло...
А ведь они знать не знали ни белых, ни синих, ни зеленых. Ни гетмана
Скоропадского.
Росли в комсомоле. Любка Мухина учила в школе.
Лилька -- комсомольский секретарь, отличница... Ну, эта просто
сбросила личину. Убийца идейный.
А Нинка Карпец? Самая серая, бесцветная. Любила танцевать. Ей льстило,
что вокруг нее закружилось немецкое офицерье? Хоть день, да мой?.. Но ведь
ее схватили, когда она корректировала огонь немецких батарей. Чтоб они били
точнее. По советским. Зачем этой пустельге так-то пританцовывать?.. Видно, в
танцульках "Звильненой Украины" была своя логика...
А Любка Мухина? Ведь это ее бабка, когда петлюровцы в девятнадцатом
ворвались в село, встала в наших дверях и сказала: "Тиф... " И спасла всех...

Отсюда: http://www.lib.ru/NEWPROZA/SWIRSKIJ/svirsky4.txt

[bluedazy85.livejournal.com]

(http://playreplay.me/video/47055.41f0b9864a4cfeebd262436240fd)