Кругосветка-4
Aug. 16th, 2011 08:57 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
istarniИ вот наконец аффтар дотупил до очередной порции))
Текст растет, и читателям его читать долго, и имена на Адунаике остаются такие же зубодробительные...но я все же решила "кругосветку" попытаться дописать. А пусть будет.
Заказанное про эльфов тоже будет. Честно)
Отдельное спасибо Амарин, чудному редактору и главное - просто хорошему другу, коия меня слегка попинала и тем помогла продолжению текста:))
Итак: теодицея, разговоры, разговоры, разговоры и немного приключений на краю света.
На десятый день пути на юг капитан с растущей неприязнью смотрит на нескончаемую, безграничную каменную громаду по правому борту. Они тащатся вдоль берега, ежеминутно промеряя глубину, заходят в каждую бухту в поисках прохода на запад - но находят лишь бесчисленные мели и подводные камни, глухие заливы и гордые мысы, за которыми раз за разом открывается та же непрерывная линия скал.
Все это тщательно наносится на карты, как будто кому-то еще пригодятся здешние фарватеры и мели. Новооткрытую землю так и не отметили на карте как Землю Фаразара (землей капитана Фаразара был Йозайан - не больше и не меньше, да и...не по чину - назвали Новым Светом, Землей Короля). Бар Инзилир предложил было один из высившихся над морем пиков именовать Орлиное Гнездо - пик напоминал ему о скалах на севере Острова, но капитан и это запретил. Имена Йозайана были для острова и вместе с островом ушли; здесь, на этих однообразно живописных, но бесплодных скалах, они звучат жестокой насмешкой.
В остальном же он почти не принимал участия в этой забаве, предоставив своим офицерам в свободное время спорить о названии какого-нибудь очередного мыса. Долгое плаванье в малой компании невозможно без споров - и если бы это были единственные споры на корабле....
...Так же служу Королю, как и вы, собрались обвинять меня - обвиняйте открыто! - Долгузар кричит так, что слышно за дверью кают-компании.
Капитан встает в дверях и обозревает своих офицеров. Штурман молчит и отводит в сторону застывший взгляд; Бар Инзилир устало вздыхает; бар Нардубалик наблюдает за перебранкой.
Долгузар наконец замечает свое непосредственное начальство, растягивает губы в улыбке, встает в приветствии. Все делают вид, что никакого спора не было. Как мило. "Я так же служу Королю, как и вы". Если учесть, что Аглахад у нас из авалтири, а авалтири многократно заклеймены как предатели и враги Короля...
----
Тем же вечером, уже собираясь спать, через кормовые окна он слышит напряженный шепот.
...и не сейчас! Чего вы хотите добиться вашим ...докладом? Плетей за драку?- в четверть голоса орет бар Инзилир.
Молчание, потом торопливые, скоро затихнувшие шаги.
-Тайны, бар Инзилир? - спрашивает капитан с ласковой улыбочкой, выходя из каюты.
-Глупости, - отвечает тот, помедлив. - Дурацкие сказки.
Только на мгновение потерял лицо - не страх, скорее досадная неловкость. Значит, тайны не кровные - хорошо...
- И все же я выслушаю эти сказки, бар Инзилир. И мне плевать, давали вы слово офицера или нет!
Рассказанная его вторым помощником сказка оказалась презанимательна. Итак, в девять часов вечера шестого дня того самого шторма Инзилир во время своей вахты заметил на носу не полагающееся по уставу шевеление. И узрел двоих, сцепившихся в драке на заливаемой волнами палубе, и с немалым трудом опознал уважаемого старшего помощника и уважаемого штурмана, притом штурман уже было собрался душить старшего помощника и немало бы в этом преуспел, не вмешайся второй помощник.
...На вопрос, что это было, Аглахад доложил, что старший помощник Долгузар-де стоял на носу, размахивал руками и на Черной Речи творил колдовство Зигуру.
А Долгузар на это обвинение ответил, что никто-де и никогда не запретит человеку проклинать плохую погоду, стой он хоть на носу, хоть у царя морского на рогах, и будь бар Аглахад поспособней в языках, то понял бы, что той якобы колдовской речью только к харадским дикарям посылать далеко и надолго, и будь бар Аглахад поопытнее и половчее, то держался бы твердо на ногах, на него, Долгузара, не налетел бы и не свалил бы случайно с ног. Впрочем, приступ морской болезни лучше плетей за беззаконное нападение на высшего по званию, не так ли? - так и спросил.
Так. - собирается с мыслями капитан. - И вы прочитали им строгий выговор и отпустили восвояси. А мне не доложили, потому что привязались к штурману и не хотели подвести его под наказание. Так?
- Не совсем. Здесь дело такое... Если бы началось разбирательство, Аглахад не преминул бы во всеуслышание заявить, что Долгузар творил колдовство в сердце бури и чуть не потопил корабль. А матросы, сами знаете, суеверны.
Прямо сказать, я думаю, что бар Аглахад изрядно...преувеличил угрозу. Если она вообще была. Знаете ли, я не очень верю в колдовство... силами людей. И еще менее я верю в то, что оно способно причинить нам какой-то особый вред. - Старик улыбается неожиданно беспечально. - Если Создатель спас нас в крушении нашего народа и до этого - от Зигура и его храма спас... я не думаю, что нам помешает один из зигуровых слуг.
-Как...странно, бар Инзилир. До того я не слышал от вас таких речей.
-До того я боялся высказывать свои взгляды, только и всего, - грустно посмеивается он. - Хотя жизнь уверила меня довольно давно.
-И...нне разуверила? Сейчас -не разуверила?
-Нет, о нет. Но я не всегда был так... уверен, бар Фаразар. Вы застали войну в южных колониях? Последние годы Ар-Инзиладуна? Тихая война, незаметная...на острове, но очень заметная в приграничных городишках. Я ведь дрался там - на стороне не короля, а принца.
Понимаете ли, вот так живешь, воюешь, делаешь определенное количество подлостей...боюсь, без этого никому не обойтись..провожаешь любимых, встречаешь врагов - и в один прекрасный день спрашиваешь себя: а зачем это все? И получается развилка - либо нет никого выше Человека Запада от моря до неба, и они - лишь бледные тени, недостойные их собственной земли, и все слова с Запада Бессмертных - блажь или вражьи сказки, и у Человека Запада есть царственное право лечь и умереть, и дела твои станут прах, и прорастет из тебя, Человека Запада, подорожник... хотя если в фамильном склепе - ничего не прорастет.
Либо поневоле подумаешь, что, может, у нимри все же есть чему поучиться, и их вариант ответа...что есть в нашей жизни смысл за пределами этой жизни, и прямая дорога после смерти, и мы все - дети благого Творца, давшего нам свободу воли и Пути Людей. И Творец незримо направляет нас, и по слову Его все рано или поздно обратится ко благу, даже зло. Даже причиненное нами зло... Я не берусь доказать вам, что все так и есть, точней, не думаю, что вас убедят мои доказательства... но верю, что есть - так. Считайте это слабостью, невозможностью жить под пустыми небесами, смириться с собственной...краткосрочностью, но - это дает силы жить и не сойти с ума... - он отворачивается и продолжает другим голосом: - А я думаю, что вам никакой надобности в выжившем из ума помощнике.
- О нет, нервно смеется капитан, странно благодарный за то, что бар Инзилир свернул разговор в шутку. - Я предпочел бы, чтобы вы оставались в добром здравии.
---
Вернувшись к себе в каюту, он морщится, зажигает свечу, еще раз раскрывает карты и расчетные книги. Отвлечься бы... Инзилиров доклад обеспокоил его больше, чем самого Инзилира. Бар Инзилир, кажется, не верит в колдовство силами людей, и я не должен верить, не так ли? Мы же просвещенные, образованные люди, не грязные дикари с их варварскими обрядами, так?
Бар Инзилир в последние годы не бывал в столице, очень старался не бывать. А капитан Фаразар бывал достаточно, чтобы насмотреться на тамошние дела. И увериться, что колдовство силами людей - есть.
И есть еще кое-что поосязаемей колдовства.
Отчалили они в конце июня - сейчас начало ноября, и не похоже, что в ближайшее время удастся пополнить трюмы. Сколько еще плыть - неизвестно. Если ничего не изменится, скоро придется урезать рационы. Нужно переговорить со шкипером. И - на всякий случай - присмотреть за старшим помощником. И выговорить молодому и ретивому штурману. И, и, и..
Отвлекся, называется.
-----
Штурман, кажется, все ночи напролет проводит в наблюдениях за звездным небом (когда он при этом спит - непонятно). Матросы, полным составом ночующие на палубе вместо душного кубрика, успели прозвать его Лунатик. Вызванный под грозные очи начальства, он начинает что-то об изменении рисунка звезд, но сейчас не время.
- Аглахад, я хотел бы преподать вам один урок, который, надеюсь, вы примете к сведению. Прежде чем вы соберетесь нарушать устав или мой прямой приказ, убедитесь сначала в том, что ваше намерение раз - осмысленно, два - увенчается успехом, три - не поставит вас в идиотское положение, и четыре - обдумав все это, нарушайте приказы... не на моем корабле.
И второе. В Уложении о наказаниях нет статьи "за колдовство". Статьи "за общую ублюдочность" там тоже нет. По статье "измена Королю и Йозайану" - ни у вас, ни у меня нет доказательств. Легальными методами вы не добьетесь ничего, а нелегальными...не на моем корабле.
И третье. Подумайте о том, что неподзаконная смерть часто тянет за собой прочие - неподзаконные - смерти. Служит, так сказать, примером. В пустынных морях это не очень выгодно. Можно остаться без команды.
...Как бы мне не хотелось остаться без моего дражайшего старшего помощника.
И осекается, понимая, что и последнюю фразу сказал вслух.
Ох, не дело. Такое говорят только друзьям - а штурман, как ни крути, не был ему другом. С чего-то хочется проговориться, выговориться, точнее говоря, изложить одну тщательно задокументированную в судовой роли, в официальной переписке, известную всему кораблю - кроме новичка Аглахада - историю.
-Что вы так смотрите? Это нимрузирова тайна, Аглахад, всем известная. И у меня, в отличие от вас, есть повод... Знаете, откуда взялись старшие помощники? Не знаете? Ввели три года назад - в целях, значит, улучшения боеготовности командного состава во время Великого Похода. Как было - капитан, шкипер, сиречь старший офицер на корабле, помощник шкипера - это сейчас второй помощник, штурман; все! Нет, всунули в судовую роль еще старшего помощника. И обязанности прописаны...туманно. Это потом стало ясно: основная обязанность - присматривать за капитаном и командой. И докладывать...куда следует.
А я тогда решил...по-умному. Пока не прислали гостя, спешно заполнил вакансию - позвал на пост моего хорошего друга Гвендокара. Он был помощник шкипера на "Искателе" - и корабль поменьше, и должность пожиже - согласился с радостью. Через год является с ревизией незаметный такой, вкрадчивый человечек...вежливый... желает узнать, есть ли вакансии, как обстоят дела с благомыслием и верностью команды и справляется ли старший помощник со своими обязанностями. Я отвечаю: справляется образцово, королевское отличие за проявленную храбрость - Гвендокар был блестящий офицер, не подкопаешься.
И через два месяца его отозвали в столицу, высокая, мол, честь - королевский приказ, расследовать очередное дело об измене. Расследовал...говорили, преступно мягко. И не вернулся. А еще через месяц на корабль прислали старшим помощником того вкрадчивого и вежливого ревизора...
Он понимает, что меряет шагами палубу. Не отпускает, а толку - не выговоришься до конца, не выговоришь вины!
-Так что скажите мне, Аглахад: если по чести мстить за друга моего Гвендокара, кто повиснет на рее - Долгузар? Я? Та шишка из Штаба, подписавшая приказ? Или Зигур - за все хорошее?
Штурман молчит. Внезапно наваливается усталость - да так, что он еле держится на ногах.
- ...Все, свободны. Думаю, вам не надо напоминать, что об этих разговорах вы молчите.
Штурман вытягивается в струнку, барабанит "так точно!" - и шепчет себе под нос:
-Я ничего... я - никогда - я - не - предам - вашего доверия.
Беда в том, что ночь тихая, и все прекрасно слышно. Зачем ему высокий штиль? Сказал бы просто - так точно!
- Мне кажется, Аглахад, что вы принимаете наши ночные беседы слишком близко к сердцу.
- У меня нет других бесед, бар капитан, - кланяется тот и поспешно ретируется со шканцев.
------
Как скоро выясняется, штурман усвоил урок.
Семнадцатого ноября "Стремительный" ложится в дрейф. Обе вахты гуляют по случаю праздника - годовщина победы! Только семнадцатого, а не три дня подряд до девятнадцатого, как праздновали в столице, и не только потому, что в море никак нельзя позволить трехдневной гульбы.
Семнадцатое - победный конец мордорской войны. Девятнадцатое - к Королю пленником и заложником прибывает Зигур. На "Стремительном" по капитанову указанию празднуется только семнадцатое. Пьют за Короля и его победу, за армию и флот, за открытые дороги - за их плаванье. За плоды победы, за страшное поражение Короля, за гибель армии и флота и Острова, за запертый путь на запад - не пьют. Праздникам вообще мешает излишняя точность.
Капитан исправно поднимает все чаши и к концу вечера наблюдает себя в странном отрешенном состоянии, когда хорошо наблюдать за происходящим, а вмешиваться - лучше уже нет...
Долгузар даже слишком исправно за все пьет. Хлопает по плечу штурмана:
- Бар Аглахад, раз уж вы передо мной извинились...за вашу неловкость...я рад. Кому из нас не случалось ...оступаться? и не суметь подняться? как вам, прямо скажем...В тот шторм, господа. Бар штурман с непривычки к болтанке оступился и так налетел на меня, что мы оба потом еле встали на ноги. Бар Аглахад! Не откажетесь ли - перемирие, крест-чаша?
Кубок у него в руке уже поднят и слегка покачивается.
Крест-чаша перемирия - отказ от враждебных действий и слов. Отказаться от нее - знак открытой вражды. Аглахад желал бы одного - открытой вражды. Ну?
Даже не пытаясь улыбнуться, штурман поднимает свой кубок. Их руки скрещиваются, как положено по обычаю.
-Сколь приятно, господа...распить перемирие с достойным человеком, чтущим древние традиции. Не так ли?
- улыбается Долгузар самоуверенной, но дерганой улыбкой, прежде чем пригубить вина из штурманова кубка.
Он знает, что эту древнюю традицию штурману придется соблюдать.
----
Серп, все ниже склонявшийся к горизонту, исчез совсем, и звезда-не-Азрубела закатилась. Вместо них в сапфировой ночи, среди великих и малых, равно незнакомых звезд сияет невиданный крест из четырех сияний, молочно сверкающих сквозь туманную дымку, и свет их столь ярок, что ночью можно идти без бортового фонаря.
Это красиво, жалко только, что и двойник звезды Азрубела ушел за горизонт. ...Как там было - "когда Азрубел отвернется от нас"? Любимая в тавернах песня - певец выводил длинные душещипательные куплеты о том, как королевский сын полюбил пастушку из Эмериэ, а Король увещевал его оставить ее - и все заведение подхватывало развеселый припев, дерзкий ответ королевского сына: раньше, мол, чужие звезды взойдут на небо, и Морской Король взойдет на ступени твоего дворца, и Азрубел уплывет с небес - "когда Азрубел отвернется от нас, лишь тогда позабуду ее"!
...Забыл ли он ее, разлюбил ли ее, отрекся ли от нее - или холодная зелень Волны рассудила их и раньше того накрыла их обоих?
-----
На десятый день пути на юг капитан с некоторой неприязнью смотрел на полосу берега по правому борту. Через месяц пути он ее возненавидел.
Новая земля богата живописными мысами и причудливыми изломами гор, и чистыми реками, стекающими с гор. Мокрые камни сверкают под южным солнцем, блестят в прозрачной воде...иногда - и драгоценные камни. Во время одной из кратких вылазок на берег он видит, как преломляется и дрожит зеленый свет в пронизанном закатным светом устье. Хризолиты сверкают на дне - вода принесла их с дальнего запада, где почти скрылся за горизонтом все тянущийся хребет огненных гор.
Тогда он увлекся, влез в ручей, как мальчишка, и набрал целую горсть - как провалился в прошлое, думая о том, что изумрудных камней у лучших ювелиров Острова днем с огнем не найдешь, а жена обрадуется, всегда привозил ей из рейсов какую-нибудь диковину и сейчас привезет, а к ее-то зеленым глазам...И как холодной водой окатило: ювелирные лавки и...все прочее...сгинуло с Островом, а вместо хризолитов... да он бы больше обрадовался свежей зеленой репе. Или хоть какой зеленой траве.
----
Дальше на юг, и так проходит зима.
Юг - это пряные ночи Умбара, прогретое ярко-синее море, обжигающий ветер пустынь, а дальше - белые пески Дальнего Харада, безводные каменистые пустоши, где вода плещет только в бреду миражей, и дальше - сухая жара и буйные грозы в степях, и еще дальше - влажная жара, непролазные леса на крайнем юго-востоке материка...
Но их занесло куда дальше самого дальнего Харада, и здесь совсем не жарко.
Ветер с юга приносит тяжелые дождевые облака, и дожди странно холодны для конца февраля, когда южная зима уже давно на исходе. Безветрие чередуется с грозами, паруса то обвисают, то грозят порваться от налетевшего шквала, и берег извилист и гол. Нагорье понижается, будто уходит под воду, и перед глазами до горизонта - открытая всем ветрам скалистая равнина, изредка прорезаемая реками, но никогда - привольной полосой пролива.
Линия берега неуклонно отклоняется к западу, их на Запад не пуская. Иногда кажется, что эта стена голого камня – и есть западный предел, негостеприимный их предел, поставленный для слишком любопытных смертных!
Кажется, полгода назад капитан Фаразар сомневался в их существовании. Что только не сделают с человеком одиночество в море, холод и пустой океан.
Он ловит себя на том, что по несколько часов стоит на носу, не сводя глаз с южного горизонта, ожидая, что вдруг откроется море, ненавидя самого себя за слабость и тоску, но не в силах уйти и отвернуться. В любой темноте, в любом тумане он чует глухую стену берега, тяжесть этой громады, непреложность насмешки - дорога закрыта, человек!
Дальше на юг - все холоднее. Здесь короче дни и длиннее ночи; ни синих волн, ни попутного ветра - только ледяные шторма или предательское затишоье, чахлое желтое солнце не прогревает, не просвечивает темные воды, и свет его скоро теряется в облаках.
----
Люди болеют. Люди Запада не подвержены лихорадкам низших, но простуде и воспалению легких - вполне. Две или три надетые друг на друга рубашки под бушлатом не спасают от холода. Ром выдают не после вахты, а до - чтобы согреться. Бар Инзилир было беспокоился, что эта мера повредит работоспособности команды, но на таком ветру (и от такого ничтожного количества спиртного) при всем желании не напьешься даже впроголодь. Бар Нардубалик еще шутит, что свалиться за борт опьяневшим лучше, чем окоченевшим от холода.
Впрочем, он сейчас редко шутит. Устал.
Бар Долгузар, напротив, резко веселеет. С чего-то его радует этот полный ход на край света. Он даже отбрасывает часть своего высокомерия и перешучивает с матросами - но их, вынужденных карабкаться на обледеневшие ванты и управляться с отяжелевшими парусами, мало радуют шутки офицера, надзирающего над ними снизу и должностью избавленного от этой изнуряющей работы.
Слег бар Инзилир. Вроде ничего страшного - простуда, помноженная на старость...но здешние холод и сырость свалят с ног кого угодно.
Теперь он лежит в каюте - четверть себя прежнего - и каждый раз, когда навестишь его, начинает с грустной, какой-то покорной просьбы: " да вы не беспокойтесь, идите, оставьте меня..." Кажется, что Пути Людей мало радуют его - но спрашивать об этом сейчас было бы издевательством.
Бар Нардубалик, которому и до того приходилось часто заменять второго помощника, после очередной штормовой ночи смотрит на капитана красными от недосыпа и соленого ветра глазами и спрашивает что-то вроде того, долго ли еще штурман будет в тепличных условиях заниматься астрономией.
Не до жиру, быть бы живу - вспоминается очередная поговорка капитанова друга-восточанина: в самом деле, сейчас важнее провести корабль, а уже потом можно разобраться, как его провели. Итак, Аглахаду вручаются обязанности второго помощника.
Он с тоской глядит на расчетные книги и прочее хозяйство, сначала по десять раз на день, как выдается свободное время, бегает в каюту к Инзилиру - то ли проведать, то ли посоветоватся...Впрочем, справляется, разве что при маневрах с парусами в его вахту недостаточно четко отдает приказы.
---
Рационы давно урезаны вполовину. Если судить по запасам провианта, точка невозврата пройдена. Сейчас уже поздно тешить себя размышлениями о том, можно ли, нужно ли вернуться, поздно спрашивать - зачем тебе это западное море? Не лучше ли, не человечней ли смириться с поражением? Кто ждет тебя там? Там не будет ни людей, ни гаваней, ни пищи для изголодавшейся команды!
Один путь остается - вперед, а там посмотрим.
Кончается март, но никто и никогда не видел такой холодной весны. Осточертевший черно-серый берег по правому борту заносит первым влажным снегом, и на исхлестанном бурями побережье замерзают родники, и в заливающей палубу морской воде - мелкое ледяное крошево. Как говорят на баке, все четыре ветра - с севера. И всех холоднее, всех севернее ледяной южный ветер.
Какая пустота вокруг, какое уныние в этом царстве холода! Куда завлекло их желание побороться со стихиями, куда погонит дальше? Что они сделают, если море будет схвачено льдом, но не даст им пролива?
Я пойду дальше - пешком по льдам, если погибнет корабль, шепчет капитан, ворочаясь без сна в холодной отсыревшей постели. И перед смертью - прокляну их и Того.
Эта мысль приносит странное, болезненное удовлетворение - они погубили Остров и закрыли дорогу на запад...и капитан Фаразар был прав и будет в полном праве проклясть их, встретив свою невеселую судьбу.
...Только есть еще кое-что. Ты не один встретишь свою судьбу. Когда-то ты смог заступиться за своих парней в очередном деле об измене, сейчас - скоро, если не будет пролива и живой земли - они заплатят своими головами за тебя, за твое желание померяться с владыками бессмертных. Хороша цена, капитан Фаразар?
В начале апреля с юга приносит ледяные горы, даже без солнца просвечивающие бледно-зеленым огнем. Бар Долгузар в духе своих висельных шуток предлагает ставки на то, когда и где море стянет льдами. Все это высказывается с такой...предвкушающей улыбочкой, что капитану предсказуемо хочется придушить своего старшего помощника. Шкипер пожимает плечами и отвечает - как на детскую загадку: где замерзнет, там нас не будет. Пиратская юность подарила ему редкостное спокойствие перед лицом чего угодно.
------
Через несколько дней они натыкаются на странно глубокий залив, далеко врезающийся в материк. Вряд ли это проход - если владыки бессмертных сотворили свою стену, зачем бы им разрывать ее? - но все же нужно проверить.
Отходят на разведку шлюпки - серые тени на свинцовой воде, неслышно скользящие по этому призрачному, занесенному снегом миру.
- Ладья Морниэ, - выдыхает штурман, глядя им вслед во все глаза. Поясняет, спохватившись: - это из эль... то есть, из нимрийских легенд.
Он сам было вызвался в одну из шлюпок - и был оставлен на борту. На баке его до сих пор добродушно зовут Лунатиком за ночные астрономические штудии; он сбивается, отдаавая приказы; не к месту вспоминает что-то из историй нимри именно тогда, когда нужно бы забыть о легендах и смотреть в оба. Не лучший набор для разведки.
"Стремительный" кружит по буйному морю залива в ожидании новостей - и через томительных несколько часов шлюпки возвращаются. У берегов их подхватило течением и понесло уже к скалам - но гряда была замкнута не наглухо, и за одним из ее заснеженных утесов открылась узкая протока, постепенно расширившаяся, и в конце залива просматривается и вторая протока, и дальше на запад ведет этот странный водный путь, конца которого они не достигли. Он не сужается, подобно устью реки, достаточно широк, чтобы пройти кораблю, везде - морская, соленая вода, и на море нет льда, и лот не достает до дна.
Радостная новость, но в этом мрачном краю по-прежнему непонятен исход пути - и, не теряя времени на празднование, они входят в залив, еще не оказавшийся проливом.
Будто стерлись цвета вокруг - белые шапки снегов на вершинах гор, беловатое от снега или темно-серое небо, свинцовое море и сероватый песок отмелей - сильны же здесь ветра, если его успело намыть! Или это привет со дна моря, морской песок на теле земли, что лишь недавно перестала быть морским дном?
И сам корабль и лица людей будто стерлись в этом призрачном лабиринте на краю света - белое, серое, черное - лишь изредка на западном горизонте полыхнет оранжевым. Виденный ими в тропической дали хребет огненных гор, видимо, добрался и до этой снежной земли.
Ни один географ не назвал бы их путь прямым. "Стремительный" замедляет ход, путается в сплетении излучин и скрестившихся протоков, глубоких выемов и прихотливых отмелей. То сужаются, то ширятся бухты, не определить их глубину, не понять, как лавировать в этих продуваемых ветром каменных мешках, с какой стороны огибать скалы.
...Кажется, ни один нимрийский географ не писал о том, что перед Вратами Ночи, на краю земли, перед входом в колдовские воды внешнего моря раскинется такой скалистый лабиринт.
Долгузар и раньше чем дальше на юг - тем был веселее, а в этом лабиринте на краю света и вовсе расцвел, как майская роза. Он раз за разом ведет опасные разведки, выказывая невиданную раньше смелость, но никогда не забывая напомнить капитану, какую - не по должности, по ревности к делу - услугу он оказывает кораблю. Усталость, кажется, его вовсе не берет, и гребцов в разведке он не щадит, но ему повинуются.
До тех пор, пока три возглавляемые им шлюпки, посланные исследовать очередной уходящий к югу залив, однажды не возвращаются в срок. Часа два с лишним капитан успокаивает себя - ветер разыгрался, их могло отнести дальше от корабля...Потом приказывает спустить две из оставшихся трех шлюпок - на помощь.
Они возвращаются уже на исходе короткого дня. Все три шлюпки разбиты, но найдены и вернулись на борт -двенадцатеро из девятнадцати, два экипажа из трех.
Старшина, докладывая о крушении, во всем винит излишнее долгузарово рвение. Итак, они обследовали, как и полагалось, залив, обнаружили вместо продолжения пути - две соседние замкнутые бухты и уже собрались было возвращаться вдоль берегов Пиявки к кораблю (этот длинный изогнутый остров так и не получил "офицерского" названия и потому назывался всеми по-баковому). Пиявка почти примыкала к южному берегу, и у оконечности они увидели незаметную издалека теснину, уходящую к западу. Так узок и коварен был этот проход, что они посчитали его явно непроходимым, но Долгузар, обвинив всех в трусости, приказал обследовать и этот путь, невзирая на отлив и все разыгрывающееся волнение на море. Его шлюпка заскользила вперед, две другие не спешили войти в теснину, но и так не уберегли лодки: налетевший с востока ветер выкинул их на скалы и разбил шлюпки в щепы, а ушедшую вперед шлюпку потащило вперед, на торчащие из воды камни. Они слышали, как кричали их товарищи - но потом голоса затерялись в реве моря; они прошли по берегу Пиявки, сколько смогли, вперед - но так и не смогли разглядеть хоть что-то в клокочущих меж камней волнах.
----
Нехорошо. Как в Умбаре говорят - дань Морского короля... Скорее всего, погибли в стремнине, в ледяных водоворотах. Вряд ли иное. Вой ветра все сильнее и заунывнее, тучи обложили небо - весь день было неспокойно, и утреннее волнение - лишь слабый вестник грядущего шторма. Будет он рисковать людьми и кораблем, посылая еще шлюпки осматривать место крушения - в близкий шторм, с призрачной надеждой на удачу? Нет, не будет. С кораблем может в тот же день случиться то же самое. Он не будет обвинен в пренебрежении жизнями - они наверняка уже прервались, а надеяться на чудо после всего долгого и бесплодного пути - глупо. И еще...Если Долгузар погиб из-за собственной самонадеянности и неосторожности - значит, погиб.
-Прикажете продолжать поиски? - это штурман.
-Курс на запад. Обойти Пиявку с севера, дальше держаться подальше от берега. Бар шкипер, распорядитесь.
Бар шкипер распоряжается. Видно, как матросы расходятся по местам, еле передвигая ноги - и дело здесь не только в усталости.
Штурман остается на месте, и виду у него - как у выкинутой на берег рыбы.
-А теперь послушайте меня. Та шлюпка скорее всего погибла. Скоро будет шторм. Если ветер налетит на нас в этой кишке, выкинет на скалы и нас. Слушайте дальше. Я не собираюсь рисковать кораблем и ста жизнями ради дурацкой надежды найти семерых. Приказ ясен?
Зачем он вообще излагает подчиненному мотивы своих приказов?
Штурман и без того бледен, но сейчас белеет окончательно.
- Вы...вы...кричали тогда - проклянете Его, а сами - вы не можете просто так решать, кому жить, а кому умереть!
-Могу. - отрубает капитан. - Это входит в мои обязанности.
_____
На утро после шторма с гор сползает туман.
Донн, донн, донн - беспрерывно, монотонно бьет по ушам судовой колокол, донн, донн, донн. В тумане звон положен по уставу - во избежание столкновения с другим кораблем, но кому здесь сигналить, прибрежным скалам?
Вчерашний шторм порядочно потрепал их. Капитан надеялся было продвинуться вперед вдоль берега материка, но пришлось уходить на юг, хорошо еще, что в штормовой тьме "Стремительный" смог протиснуться в тесный проход между Пиявкой и Пиявкой-поперек, такой же длинной и с такими же коварными берегами. Прошли, тем не менее, и попали в обширный замкнутый "карман" еще одного залива. Хорошо - больше места для маневра.
Донн, донн, донн, еле плещет странно притихшее море, "Стремительный" скользит на запад по темной воде, по туманному морю призраков. Команда убывает - семеро погибших, сколько еще протянут заболевшие? И кого в таком случае проклинать - их, создавших это клятое место, себя, отказавшегося гробить корабль из-за призрачной возможности оказать помощь? Право капитана, и ни один суд не осудил бы его... непривычный гость - смерть на его корабле. До сих пор капитан Фаразар гордился умением обходиться без нее.
Донн, донн, донн -
- ...аааааай! - несется с юга.
И еще раз, глухо, сквозь туман - аааай!
Это ж невозможно - после двух штормов, двух с лишним суток на этом холоде, с другой стороны острова крушения -
-Спустить шлюпки. Немедленно.
Впрочем, сейчас матросов подгонять не нужно.
Меньше чем через два часа они поднимаются на борт. Обмороженные, обессилевшие, в обледеневших, изодранных бушлатах, двое раненых - все живые. Команда в сборе.
Налетевший ветер протащил их по предательской стремнине, отнес неуправляемую шлюпку далеко от Пиявки и там разбил о подводные зубы скал. Эти зубы кое-где вылезали из воды - цепь, в прилив распадающаяся на полузатопленные островки. Они прошли до упора, надеясь добраться до острова, а там посуху - до корабля. Но цепь оборвалась, и они остались ждать своей судьбы на крайней скале, надеясь, что каким-то чудом "Стремительный" пройдет мимо них...
На борт втаскивают и Долгузара, на вид изрядно побитого. Его обвиняют в том, что он намеренно повел их на скалы и открыто радовался крушению: "все скалился, как мы сидели на мели!" На борту он, впрочем, уже не скалится (предвкушает ответственность за крушение по собственной глупости?), только кривит занемевшие губы:
-Приятная встреча! Не ждали, бар капитан?
Капитан признается себе: да, действительно не ждал, но - как?! То, что они смогли почти сразу вылезти на берег из ледяной воды - раз. Скалистая цепь ровно на том месте - два. Их не смыло штормовой ночью - три. Корабль снесло именно в эту часть залива - четыре. Били в колокол - пять. Хотя это, впрочем, бар Нардубалик мог приказать...
Капитан подсчитывает ничтожные вероятности и призрачные шансы, и все бьется о край сознания, не хочет отступать навязчивая мысль - что же, они милосердны...? Они пощадили тех, кого не пощадил я.
----
Правда, далеко не всем на корабле кажется именно так. Через несколько дней капитан слышит на баке охрипший, но все равно не лишенный приятности голос младшего офицера Бэльзагара. Странно. Именно младшие офицеры не из солдат пуще всего берегут свою офицерскую честь, и запросто беседовать с простыми матросами?
Подходит поближе и слышит дивную тираду о том, что владыки бессмертных мало того что погубили Остров и короля, они и их загнали в эту каменную теснину на краю света и решили погубить, семерым смельчакам удалось вернуться к своим лишь с помощью Зигура, защитника их после крушения Острова, коий есть полноправный - после гибели Короля - владетель и господин их.
Хм. Собственная идея? Долгузар вроде ничего подобного не говорил, а уж ему лучше знать, чья счастливая случайность их вытащила. Не говоря уже о том, что как-то не удается припомнить случая, когда Зигур кого-то спасал. ...Интересно, нашлись ли благодарные слушатели.
Пока смотрят на начальство настороженно и не очень добро. Бэльзагару бы еще выучить часы вахт и уяснить себе, что ровно сейчас в кубрике собирается обед, а просто так разойтись, пока офицер говорит, матросам не полагается.
- Бар Бэльзагар, вы напрасно задерживаете людей. Помощнику боцмана пора бы знать о том, что дневная вахта закончилась десять минут назад.
Повинуясь его знаку, матросы расходятся.
-И совершенно напрасно вы так уверенно рассуждаете о том, о чем не имеете, подозреваю, ни малейшего понятия.
- Разве запрещено говорить правду, бар капитан? - как гордо поднял голову, молодой красавец, даже бледность ему к лицу! В серых глазах - воинственная удаль правдолюбца и пророка... а за этим - холодноватая, чуть азартная настороженность: я знаю, что ты знаешь, что я не по чину действую - ну, останови меня!
И капитан его не разочаровывает его ожиданий.
- Во-первых, правды вы не знаете...как никто из нас. А во-вторых, устав разрешает мне ваши слова истолковать как призыв к мятежу.
Широко улыбается, давая Бэльзагару время оценить эффект, и продолжает -
- и в следующий раз я сделаю именно так.
- В чем же я провинился против устава? - преувеличенно удивленно возвышает голос Бэльзагар. - Разве владыки бессмертных - не враги нам? Не они ли отняли у нас бессмертие и саму землю? Не они ли сгубили Короля? Разве Зигур - не благодетель наш?
Самое интересное, что по обычаям последнего времени, по подправленному Зигуром уставу Бэльзагар как раз прав.
-Командование отдано мне, и отрицание этого тянет на мятеж. - и продолжает тише и ласковее: - Спасением на водах Зигур явно не занимался. Возвращайтесь к своим прямым обязанностям.
Отворачивается и уходит, досадуя на себя за то, что так долго пререкался с этой шушерой. И с чего бы он вздумал защищать доброе имя владык бессмертных, которые раз - ему вовсе не владыки, два - не друзья ему после Волны, и три - сами вполне управятся без его защиты...
----
Продолжение в комментариях.
Текст растет, и читателям его читать долго, и имена на Адунаике остаются такие же зубодробительные...но я все же решила "кругосветку" попытаться дописать. А пусть будет.
Заказанное про эльфов тоже будет. Честно)
Отдельное спасибо Амарин, чудному редактору и главное - просто хорошему другу, коия меня слегка попинала и тем помогла продолжению текста:))
Итак: теодицея, разговоры, разговоры, разговоры и немного приключений на краю света.
На десятый день пути на юг капитан с растущей неприязнью смотрит на нескончаемую, безграничную каменную громаду по правому борту. Они тащатся вдоль берега, ежеминутно промеряя глубину, заходят в каждую бухту в поисках прохода на запад - но находят лишь бесчисленные мели и подводные камни, глухие заливы и гордые мысы, за которыми раз за разом открывается та же непрерывная линия скал.
Все это тщательно наносится на карты, как будто кому-то еще пригодятся здешние фарватеры и мели. Новооткрытую землю так и не отметили на карте как Землю Фаразара (землей капитана Фаразара был Йозайан - не больше и не меньше, да и...не по чину - назвали Новым Светом, Землей Короля). Бар Инзилир предложил было один из высившихся над морем пиков именовать Орлиное Гнездо - пик напоминал ему о скалах на севере Острова, но капитан и это запретил. Имена Йозайана были для острова и вместе с островом ушли; здесь, на этих однообразно живописных, но бесплодных скалах, они звучат жестокой насмешкой.
В остальном же он почти не принимал участия в этой забаве, предоставив своим офицерам в свободное время спорить о названии какого-нибудь очередного мыса. Долгое плаванье в малой компании невозможно без споров - и если бы это были единственные споры на корабле....
...Так же служу Королю, как и вы, собрались обвинять меня - обвиняйте открыто! - Долгузар кричит так, что слышно за дверью кают-компании.
Капитан встает в дверях и обозревает своих офицеров. Штурман молчит и отводит в сторону застывший взгляд; Бар Инзилир устало вздыхает; бар Нардубалик наблюдает за перебранкой.
Долгузар наконец замечает свое непосредственное начальство, растягивает губы в улыбке, встает в приветствии. Все делают вид, что никакого спора не было. Как мило. "Я так же служу Королю, как и вы". Если учесть, что Аглахад у нас из авалтири, а авалтири многократно заклеймены как предатели и враги Короля...
----
Тем же вечером, уже собираясь спать, через кормовые окна он слышит напряженный шепот.
...и не сейчас! Чего вы хотите добиться вашим ...докладом? Плетей за драку?- в четверть голоса орет бар Инзилир.
Молчание, потом торопливые, скоро затихнувшие шаги.
-Тайны, бар Инзилир? - спрашивает капитан с ласковой улыбочкой, выходя из каюты.
-Глупости, - отвечает тот, помедлив. - Дурацкие сказки.
Только на мгновение потерял лицо - не страх, скорее досадная неловкость. Значит, тайны не кровные - хорошо...
- И все же я выслушаю эти сказки, бар Инзилир. И мне плевать, давали вы слово офицера или нет!
Рассказанная его вторым помощником сказка оказалась презанимательна. Итак, в девять часов вечера шестого дня того самого шторма Инзилир во время своей вахты заметил на носу не полагающееся по уставу шевеление. И узрел двоих, сцепившихся в драке на заливаемой волнами палубе, и с немалым трудом опознал уважаемого старшего помощника и уважаемого штурмана, притом штурман уже было собрался душить старшего помощника и немало бы в этом преуспел, не вмешайся второй помощник.
...На вопрос, что это было, Аглахад доложил, что старший помощник Долгузар-де стоял на носу, размахивал руками и на Черной Речи творил колдовство Зигуру.
А Долгузар на это обвинение ответил, что никто-де и никогда не запретит человеку проклинать плохую погоду, стой он хоть на носу, хоть у царя морского на рогах, и будь бар Аглахад поспособней в языках, то понял бы, что той якобы колдовской речью только к харадским дикарям посылать далеко и надолго, и будь бар Аглахад поопытнее и половчее, то держался бы твердо на ногах, на него, Долгузара, не налетел бы и не свалил бы случайно с ног. Впрочем, приступ морской болезни лучше плетей за беззаконное нападение на высшего по званию, не так ли? - так и спросил.
Так. - собирается с мыслями капитан. - И вы прочитали им строгий выговор и отпустили восвояси. А мне не доложили, потому что привязались к штурману и не хотели подвести его под наказание. Так?
- Не совсем. Здесь дело такое... Если бы началось разбирательство, Аглахад не преминул бы во всеуслышание заявить, что Долгузар творил колдовство в сердце бури и чуть не потопил корабль. А матросы, сами знаете, суеверны.
Прямо сказать, я думаю, что бар Аглахад изрядно...преувеличил угрозу. Если она вообще была. Знаете ли, я не очень верю в колдовство... силами людей. И еще менее я верю в то, что оно способно причинить нам какой-то особый вред. - Старик улыбается неожиданно беспечально. - Если Создатель спас нас в крушении нашего народа и до этого - от Зигура и его храма спас... я не думаю, что нам помешает один из зигуровых слуг.
-Как...странно, бар Инзилир. До того я не слышал от вас таких речей.
-До того я боялся высказывать свои взгляды, только и всего, - грустно посмеивается он. - Хотя жизнь уверила меня довольно давно.
-И...нне разуверила? Сейчас -не разуверила?
-Нет, о нет. Но я не всегда был так... уверен, бар Фаразар. Вы застали войну в южных колониях? Последние годы Ар-Инзиладуна? Тихая война, незаметная...на острове, но очень заметная в приграничных городишках. Я ведь дрался там - на стороне не короля, а принца.
Понимаете ли, вот так живешь, воюешь, делаешь определенное количество подлостей...боюсь, без этого никому не обойтись..провожаешь любимых, встречаешь врагов - и в один прекрасный день спрашиваешь себя: а зачем это все? И получается развилка - либо нет никого выше Человека Запада от моря до неба, и они - лишь бледные тени, недостойные их собственной земли, и все слова с Запада Бессмертных - блажь или вражьи сказки, и у Человека Запада есть царственное право лечь и умереть, и дела твои станут прах, и прорастет из тебя, Человека Запада, подорожник... хотя если в фамильном склепе - ничего не прорастет.
Либо поневоле подумаешь, что, может, у нимри все же есть чему поучиться, и их вариант ответа...что есть в нашей жизни смысл за пределами этой жизни, и прямая дорога после смерти, и мы все - дети благого Творца, давшего нам свободу воли и Пути Людей. И Творец незримо направляет нас, и по слову Его все рано или поздно обратится ко благу, даже зло. Даже причиненное нами зло... Я не берусь доказать вам, что все так и есть, точней, не думаю, что вас убедят мои доказательства... но верю, что есть - так. Считайте это слабостью, невозможностью жить под пустыми небесами, смириться с собственной...краткосрочностью, но - это дает силы жить и не сойти с ума... - он отворачивается и продолжает другим голосом: - А я думаю, что вам никакой надобности в выжившем из ума помощнике.
- О нет, нервно смеется капитан, странно благодарный за то, что бар Инзилир свернул разговор в шутку. - Я предпочел бы, чтобы вы оставались в добром здравии.
---
Вернувшись к себе в каюту, он морщится, зажигает свечу, еще раз раскрывает карты и расчетные книги. Отвлечься бы... Инзилиров доклад обеспокоил его больше, чем самого Инзилира. Бар Инзилир, кажется, не верит в колдовство силами людей, и я не должен верить, не так ли? Мы же просвещенные, образованные люди, не грязные дикари с их варварскими обрядами, так?
Бар Инзилир в последние годы не бывал в столице, очень старался не бывать. А капитан Фаразар бывал достаточно, чтобы насмотреться на тамошние дела. И увериться, что колдовство силами людей - есть.
И есть еще кое-что поосязаемей колдовства.
Отчалили они в конце июня - сейчас начало ноября, и не похоже, что в ближайшее время удастся пополнить трюмы. Сколько еще плыть - неизвестно. Если ничего не изменится, скоро придется урезать рационы. Нужно переговорить со шкипером. И - на всякий случай - присмотреть за старшим помощником. И выговорить молодому и ретивому штурману. И, и, и..
Отвлекся, называется.
-----
Штурман, кажется, все ночи напролет проводит в наблюдениях за звездным небом (когда он при этом спит - непонятно). Матросы, полным составом ночующие на палубе вместо душного кубрика, успели прозвать его Лунатик. Вызванный под грозные очи начальства, он начинает что-то об изменении рисунка звезд, но сейчас не время.
- Аглахад, я хотел бы преподать вам один урок, который, надеюсь, вы примете к сведению. Прежде чем вы соберетесь нарушать устав или мой прямой приказ, убедитесь сначала в том, что ваше намерение раз - осмысленно, два - увенчается успехом, три - не поставит вас в идиотское положение, и четыре - обдумав все это, нарушайте приказы... не на моем корабле.
И второе. В Уложении о наказаниях нет статьи "за колдовство". Статьи "за общую ублюдочность" там тоже нет. По статье "измена Королю и Йозайану" - ни у вас, ни у меня нет доказательств. Легальными методами вы не добьетесь ничего, а нелегальными...не на моем корабле.
И третье. Подумайте о том, что неподзаконная смерть часто тянет за собой прочие - неподзаконные - смерти. Служит, так сказать, примером. В пустынных морях это не очень выгодно. Можно остаться без команды.
...Как бы мне не хотелось остаться без моего дражайшего старшего помощника.
И осекается, понимая, что и последнюю фразу сказал вслух.
Ох, не дело. Такое говорят только друзьям - а штурман, как ни крути, не был ему другом. С чего-то хочется проговориться, выговориться, точнее говоря, изложить одну тщательно задокументированную в судовой роли, в официальной переписке, известную всему кораблю - кроме новичка Аглахада - историю.
-Что вы так смотрите? Это нимрузирова тайна, Аглахад, всем известная. И у меня, в отличие от вас, есть повод... Знаете, откуда взялись старшие помощники? Не знаете? Ввели три года назад - в целях, значит, улучшения боеготовности командного состава во время Великого Похода. Как было - капитан, шкипер, сиречь старший офицер на корабле, помощник шкипера - это сейчас второй помощник, штурман; все! Нет, всунули в судовую роль еще старшего помощника. И обязанности прописаны...туманно. Это потом стало ясно: основная обязанность - присматривать за капитаном и командой. И докладывать...куда следует.
А я тогда решил...по-умному. Пока не прислали гостя, спешно заполнил вакансию - позвал на пост моего хорошего друга Гвендокара. Он был помощник шкипера на "Искателе" - и корабль поменьше, и должность пожиже - согласился с радостью. Через год является с ревизией незаметный такой, вкрадчивый человечек...вежливый... желает узнать, есть ли вакансии, как обстоят дела с благомыслием и верностью команды и справляется ли старший помощник со своими обязанностями. Я отвечаю: справляется образцово, королевское отличие за проявленную храбрость - Гвендокар был блестящий офицер, не подкопаешься.
И через два месяца его отозвали в столицу, высокая, мол, честь - королевский приказ, расследовать очередное дело об измене. Расследовал...говорили, преступно мягко. И не вернулся. А еще через месяц на корабль прислали старшим помощником того вкрадчивого и вежливого ревизора...
Он понимает, что меряет шагами палубу. Не отпускает, а толку - не выговоришься до конца, не выговоришь вины!
-Так что скажите мне, Аглахад: если по чести мстить за друга моего Гвендокара, кто повиснет на рее - Долгузар? Я? Та шишка из Штаба, подписавшая приказ? Или Зигур - за все хорошее?
Штурман молчит. Внезапно наваливается усталость - да так, что он еле держится на ногах.
- ...Все, свободны. Думаю, вам не надо напоминать, что об этих разговорах вы молчите.
Штурман вытягивается в струнку, барабанит "так точно!" - и шепчет себе под нос:
-Я ничего... я - никогда - я - не - предам - вашего доверия.
Беда в том, что ночь тихая, и все прекрасно слышно. Зачем ему высокий штиль? Сказал бы просто - так точно!
- Мне кажется, Аглахад, что вы принимаете наши ночные беседы слишком близко к сердцу.
- У меня нет других бесед, бар капитан, - кланяется тот и поспешно ретируется со шканцев.
------
Как скоро выясняется, штурман усвоил урок.
Семнадцатого ноября "Стремительный" ложится в дрейф. Обе вахты гуляют по случаю праздника - годовщина победы! Только семнадцатого, а не три дня подряд до девятнадцатого, как праздновали в столице, и не только потому, что в море никак нельзя позволить трехдневной гульбы.
Семнадцатое - победный конец мордорской войны. Девятнадцатое - к Королю пленником и заложником прибывает Зигур. На "Стремительном" по капитанову указанию празднуется только семнадцатое. Пьют за Короля и его победу, за армию и флот, за открытые дороги - за их плаванье. За плоды победы, за страшное поражение Короля, за гибель армии и флота и Острова, за запертый путь на запад - не пьют. Праздникам вообще мешает излишняя точность.
Капитан исправно поднимает все чаши и к концу вечера наблюдает себя в странном отрешенном состоянии, когда хорошо наблюдать за происходящим, а вмешиваться - лучше уже нет...
Долгузар даже слишком исправно за все пьет. Хлопает по плечу штурмана:
- Бар Аглахад, раз уж вы передо мной извинились...за вашу неловкость...я рад. Кому из нас не случалось ...оступаться? и не суметь подняться? как вам, прямо скажем...В тот шторм, господа. Бар штурман с непривычки к болтанке оступился и так налетел на меня, что мы оба потом еле встали на ноги. Бар Аглахад! Не откажетесь ли - перемирие, крест-чаша?
Кубок у него в руке уже поднят и слегка покачивается.
Крест-чаша перемирия - отказ от враждебных действий и слов. Отказаться от нее - знак открытой вражды. Аглахад желал бы одного - открытой вражды. Ну?
Даже не пытаясь улыбнуться, штурман поднимает свой кубок. Их руки скрещиваются, как положено по обычаю.
-Сколь приятно, господа...распить перемирие с достойным человеком, чтущим древние традиции. Не так ли?
- улыбается Долгузар самоуверенной, но дерганой улыбкой, прежде чем пригубить вина из штурманова кубка.
Он знает, что эту древнюю традицию штурману придется соблюдать.
----
Серп, все ниже склонявшийся к горизонту, исчез совсем, и звезда-не-Азрубела закатилась. Вместо них в сапфировой ночи, среди великих и малых, равно незнакомых звезд сияет невиданный крест из четырех сияний, молочно сверкающих сквозь туманную дымку, и свет их столь ярок, что ночью можно идти без бортового фонаря.
Это красиво, жалко только, что и двойник звезды Азрубела ушел за горизонт. ...Как там было - "когда Азрубел отвернется от нас"? Любимая в тавернах песня - певец выводил длинные душещипательные куплеты о том, как королевский сын полюбил пастушку из Эмериэ, а Король увещевал его оставить ее - и все заведение подхватывало развеселый припев, дерзкий ответ королевского сына: раньше, мол, чужие звезды взойдут на небо, и Морской Король взойдет на ступени твоего дворца, и Азрубел уплывет с небес - "когда Азрубел отвернется от нас, лишь тогда позабуду ее"!
...Забыл ли он ее, разлюбил ли ее, отрекся ли от нее - или холодная зелень Волны рассудила их и раньше того накрыла их обоих?
-----
На десятый день пути на юг капитан с некоторой неприязнью смотрел на полосу берега по правому борту. Через месяц пути он ее возненавидел.
Новая земля богата живописными мысами и причудливыми изломами гор, и чистыми реками, стекающими с гор. Мокрые камни сверкают под южным солнцем, блестят в прозрачной воде...иногда - и драгоценные камни. Во время одной из кратких вылазок на берег он видит, как преломляется и дрожит зеленый свет в пронизанном закатным светом устье. Хризолиты сверкают на дне - вода принесла их с дальнего запада, где почти скрылся за горизонтом все тянущийся хребет огненных гор.
Тогда он увлекся, влез в ручей, как мальчишка, и набрал целую горсть - как провалился в прошлое, думая о том, что изумрудных камней у лучших ювелиров Острова днем с огнем не найдешь, а жена обрадуется, всегда привозил ей из рейсов какую-нибудь диковину и сейчас привезет, а к ее-то зеленым глазам...И как холодной водой окатило: ювелирные лавки и...все прочее...сгинуло с Островом, а вместо хризолитов... да он бы больше обрадовался свежей зеленой репе. Или хоть какой зеленой траве.
----
Дальше на юг, и так проходит зима.
Юг - это пряные ночи Умбара, прогретое ярко-синее море, обжигающий ветер пустынь, а дальше - белые пески Дальнего Харада, безводные каменистые пустоши, где вода плещет только в бреду миражей, и дальше - сухая жара и буйные грозы в степях, и еще дальше - влажная жара, непролазные леса на крайнем юго-востоке материка...
Но их занесло куда дальше самого дальнего Харада, и здесь совсем не жарко.
Ветер с юга приносит тяжелые дождевые облака, и дожди странно холодны для конца февраля, когда южная зима уже давно на исходе. Безветрие чередуется с грозами, паруса то обвисают, то грозят порваться от налетевшего шквала, и берег извилист и гол. Нагорье понижается, будто уходит под воду, и перед глазами до горизонта - открытая всем ветрам скалистая равнина, изредка прорезаемая реками, но никогда - привольной полосой пролива.
Линия берега неуклонно отклоняется к западу, их на Запад не пуская. Иногда кажется, что эта стена голого камня – и есть западный предел, негостеприимный их предел, поставленный для слишком любопытных смертных!
Кажется, полгода назад капитан Фаразар сомневался в их существовании. Что только не сделают с человеком одиночество в море, холод и пустой океан.
Он ловит себя на том, что по несколько часов стоит на носу, не сводя глаз с южного горизонта, ожидая, что вдруг откроется море, ненавидя самого себя за слабость и тоску, но не в силах уйти и отвернуться. В любой темноте, в любом тумане он чует глухую стену берега, тяжесть этой громады, непреложность насмешки - дорога закрыта, человек!
Дальше на юг - все холоднее. Здесь короче дни и длиннее ночи; ни синих волн, ни попутного ветра - только ледяные шторма или предательское затишоье, чахлое желтое солнце не прогревает, не просвечивает темные воды, и свет его скоро теряется в облаках.
----
Люди болеют. Люди Запада не подвержены лихорадкам низших, но простуде и воспалению легких - вполне. Две или три надетые друг на друга рубашки под бушлатом не спасают от холода. Ром выдают не после вахты, а до - чтобы согреться. Бар Инзилир было беспокоился, что эта мера повредит работоспособности команды, но на таком ветру (и от такого ничтожного количества спиртного) при всем желании не напьешься даже впроголодь. Бар Нардубалик еще шутит, что свалиться за борт опьяневшим лучше, чем окоченевшим от холода.
Впрочем, он сейчас редко шутит. Устал.
Бар Долгузар, напротив, резко веселеет. С чего-то его радует этот полный ход на край света. Он даже отбрасывает часть своего высокомерия и перешучивает с матросами - но их, вынужденных карабкаться на обледеневшие ванты и управляться с отяжелевшими парусами, мало радуют шутки офицера, надзирающего над ними снизу и должностью избавленного от этой изнуряющей работы.
Слег бар Инзилир. Вроде ничего страшного - простуда, помноженная на старость...но здешние холод и сырость свалят с ног кого угодно.
Теперь он лежит в каюте - четверть себя прежнего - и каждый раз, когда навестишь его, начинает с грустной, какой-то покорной просьбы: " да вы не беспокойтесь, идите, оставьте меня..." Кажется, что Пути Людей мало радуют его - но спрашивать об этом сейчас было бы издевательством.
Бар Нардубалик, которому и до того приходилось часто заменять второго помощника, после очередной штормовой ночи смотрит на капитана красными от недосыпа и соленого ветра глазами и спрашивает что-то вроде того, долго ли еще штурман будет в тепличных условиях заниматься астрономией.
Не до жиру, быть бы живу - вспоминается очередная поговорка капитанова друга-восточанина: в самом деле, сейчас важнее провести корабль, а уже потом можно разобраться, как его провели. Итак, Аглахаду вручаются обязанности второго помощника.
Он с тоской глядит на расчетные книги и прочее хозяйство, сначала по десять раз на день, как выдается свободное время, бегает в каюту к Инзилиру - то ли проведать, то ли посоветоватся...Впрочем, справляется, разве что при маневрах с парусами в его вахту недостаточно четко отдает приказы.
---
Рационы давно урезаны вполовину. Если судить по запасам провианта, точка невозврата пройдена. Сейчас уже поздно тешить себя размышлениями о том, можно ли, нужно ли вернуться, поздно спрашивать - зачем тебе это западное море? Не лучше ли, не человечней ли смириться с поражением? Кто ждет тебя там? Там не будет ни людей, ни гаваней, ни пищи для изголодавшейся команды!
Один путь остается - вперед, а там посмотрим.
Кончается март, но никто и никогда не видел такой холодной весны. Осточертевший черно-серый берег по правому борту заносит первым влажным снегом, и на исхлестанном бурями побережье замерзают родники, и в заливающей палубу морской воде - мелкое ледяное крошево. Как говорят на баке, все четыре ветра - с севера. И всех холоднее, всех севернее ледяной южный ветер.
Какая пустота вокруг, какое уныние в этом царстве холода! Куда завлекло их желание побороться со стихиями, куда погонит дальше? Что они сделают, если море будет схвачено льдом, но не даст им пролива?
Я пойду дальше - пешком по льдам, если погибнет корабль, шепчет капитан, ворочаясь без сна в холодной отсыревшей постели. И перед смертью - прокляну их и Того.
Эта мысль приносит странное, болезненное удовлетворение - они погубили Остров и закрыли дорогу на запад...и капитан Фаразар был прав и будет в полном праве проклясть их, встретив свою невеселую судьбу.
...Только есть еще кое-что. Ты не один встретишь свою судьбу. Когда-то ты смог заступиться за своих парней в очередном деле об измене, сейчас - скоро, если не будет пролива и живой земли - они заплатят своими головами за тебя, за твое желание померяться с владыками бессмертных. Хороша цена, капитан Фаразар?
В начале апреля с юга приносит ледяные горы, даже без солнца просвечивающие бледно-зеленым огнем. Бар Долгузар в духе своих висельных шуток предлагает ставки на то, когда и где море стянет льдами. Все это высказывается с такой...предвкушающей улыбочкой, что капитану предсказуемо хочется придушить своего старшего помощника. Шкипер пожимает плечами и отвечает - как на детскую загадку: где замерзнет, там нас не будет. Пиратская юность подарила ему редкостное спокойствие перед лицом чего угодно.
------
Через несколько дней они натыкаются на странно глубокий залив, далеко врезающийся в материк. Вряд ли это проход - если владыки бессмертных сотворили свою стену, зачем бы им разрывать ее? - но все же нужно проверить.
Отходят на разведку шлюпки - серые тени на свинцовой воде, неслышно скользящие по этому призрачному, занесенному снегом миру.
- Ладья Морниэ, - выдыхает штурман, глядя им вслед во все глаза. Поясняет, спохватившись: - это из эль... то есть, из нимрийских легенд.
Он сам было вызвался в одну из шлюпок - и был оставлен на борту. На баке его до сих пор добродушно зовут Лунатиком за ночные астрономические штудии; он сбивается, отдаавая приказы; не к месту вспоминает что-то из историй нимри именно тогда, когда нужно бы забыть о легендах и смотреть в оба. Не лучший набор для разведки.
"Стремительный" кружит по буйному морю залива в ожидании новостей - и через томительных несколько часов шлюпки возвращаются. У берегов их подхватило течением и понесло уже к скалам - но гряда была замкнута не наглухо, и за одним из ее заснеженных утесов открылась узкая протока, постепенно расширившаяся, и в конце залива просматривается и вторая протока, и дальше на запад ведет этот странный водный путь, конца которого они не достигли. Он не сужается, подобно устью реки, достаточно широк, чтобы пройти кораблю, везде - морская, соленая вода, и на море нет льда, и лот не достает до дна.
Радостная новость, но в этом мрачном краю по-прежнему непонятен исход пути - и, не теряя времени на празднование, они входят в залив, еще не оказавшийся проливом.
Будто стерлись цвета вокруг - белые шапки снегов на вершинах гор, беловатое от снега или темно-серое небо, свинцовое море и сероватый песок отмелей - сильны же здесь ветра, если его успело намыть! Или это привет со дна моря, морской песок на теле земли, что лишь недавно перестала быть морским дном?
И сам корабль и лица людей будто стерлись в этом призрачном лабиринте на краю света - белое, серое, черное - лишь изредка на западном горизонте полыхнет оранжевым. Виденный ими в тропической дали хребет огненных гор, видимо, добрался и до этой снежной земли.
Ни один географ не назвал бы их путь прямым. "Стремительный" замедляет ход, путается в сплетении излучин и скрестившихся протоков, глубоких выемов и прихотливых отмелей. То сужаются, то ширятся бухты, не определить их глубину, не понять, как лавировать в этих продуваемых ветром каменных мешках, с какой стороны огибать скалы.
...Кажется, ни один нимрийский географ не писал о том, что перед Вратами Ночи, на краю земли, перед входом в колдовские воды внешнего моря раскинется такой скалистый лабиринт.
Долгузар и раньше чем дальше на юг - тем был веселее, а в этом лабиринте на краю света и вовсе расцвел, как майская роза. Он раз за разом ведет опасные разведки, выказывая невиданную раньше смелость, но никогда не забывая напомнить капитану, какую - не по должности, по ревности к делу - услугу он оказывает кораблю. Усталость, кажется, его вовсе не берет, и гребцов в разведке он не щадит, но ему повинуются.
До тех пор, пока три возглавляемые им шлюпки, посланные исследовать очередной уходящий к югу залив, однажды не возвращаются в срок. Часа два с лишним капитан успокаивает себя - ветер разыгрался, их могло отнести дальше от корабля...Потом приказывает спустить две из оставшихся трех шлюпок - на помощь.
Они возвращаются уже на исходе короткого дня. Все три шлюпки разбиты, но найдены и вернулись на борт -двенадцатеро из девятнадцати, два экипажа из трех.
Старшина, докладывая о крушении, во всем винит излишнее долгузарово рвение. Итак, они обследовали, как и полагалось, залив, обнаружили вместо продолжения пути - две соседние замкнутые бухты и уже собрались было возвращаться вдоль берегов Пиявки к кораблю (этот длинный изогнутый остров так и не получил "офицерского" названия и потому назывался всеми по-баковому). Пиявка почти примыкала к южному берегу, и у оконечности они увидели незаметную издалека теснину, уходящую к западу. Так узок и коварен был этот проход, что они посчитали его явно непроходимым, но Долгузар, обвинив всех в трусости, приказал обследовать и этот путь, невзирая на отлив и все разыгрывающееся волнение на море. Его шлюпка заскользила вперед, две другие не спешили войти в теснину, но и так не уберегли лодки: налетевший с востока ветер выкинул их на скалы и разбил шлюпки в щепы, а ушедшую вперед шлюпку потащило вперед, на торчащие из воды камни. Они слышали, как кричали их товарищи - но потом голоса затерялись в реве моря; они прошли по берегу Пиявки, сколько смогли, вперед - но так и не смогли разглядеть хоть что-то в клокочущих меж камней волнах.
----
Нехорошо. Как в Умбаре говорят - дань Морского короля... Скорее всего, погибли в стремнине, в ледяных водоворотах. Вряд ли иное. Вой ветра все сильнее и заунывнее, тучи обложили небо - весь день было неспокойно, и утреннее волнение - лишь слабый вестник грядущего шторма. Будет он рисковать людьми и кораблем, посылая еще шлюпки осматривать место крушения - в близкий шторм, с призрачной надеждой на удачу? Нет, не будет. С кораблем может в тот же день случиться то же самое. Он не будет обвинен в пренебрежении жизнями - они наверняка уже прервались, а надеяться на чудо после всего долгого и бесплодного пути - глупо. И еще...Если Долгузар погиб из-за собственной самонадеянности и неосторожности - значит, погиб.
-Прикажете продолжать поиски? - это штурман.
-Курс на запад. Обойти Пиявку с севера, дальше держаться подальше от берега. Бар шкипер, распорядитесь.
Бар шкипер распоряжается. Видно, как матросы расходятся по местам, еле передвигая ноги - и дело здесь не только в усталости.
Штурман остается на месте, и виду у него - как у выкинутой на берег рыбы.
-А теперь послушайте меня. Та шлюпка скорее всего погибла. Скоро будет шторм. Если ветер налетит на нас в этой кишке, выкинет на скалы и нас. Слушайте дальше. Я не собираюсь рисковать кораблем и ста жизнями ради дурацкой надежды найти семерых. Приказ ясен?
Зачем он вообще излагает подчиненному мотивы своих приказов?
Штурман и без того бледен, но сейчас белеет окончательно.
- Вы...вы...кричали тогда - проклянете Его, а сами - вы не можете просто так решать, кому жить, а кому умереть!
-Могу. - отрубает капитан. - Это входит в мои обязанности.
_____
На утро после шторма с гор сползает туман.
Донн, донн, донн - беспрерывно, монотонно бьет по ушам судовой колокол, донн, донн, донн. В тумане звон положен по уставу - во избежание столкновения с другим кораблем, но кому здесь сигналить, прибрежным скалам?
Вчерашний шторм порядочно потрепал их. Капитан надеялся было продвинуться вперед вдоль берега материка, но пришлось уходить на юг, хорошо еще, что в штормовой тьме "Стремительный" смог протиснуться в тесный проход между Пиявкой и Пиявкой-поперек, такой же длинной и с такими же коварными берегами. Прошли, тем не менее, и попали в обширный замкнутый "карман" еще одного залива. Хорошо - больше места для маневра.
Донн, донн, донн, еле плещет странно притихшее море, "Стремительный" скользит на запад по темной воде, по туманному морю призраков. Команда убывает - семеро погибших, сколько еще протянут заболевшие? И кого в таком случае проклинать - их, создавших это клятое место, себя, отказавшегося гробить корабль из-за призрачной возможности оказать помощь? Право капитана, и ни один суд не осудил бы его... непривычный гость - смерть на его корабле. До сих пор капитан Фаразар гордился умением обходиться без нее.
Донн, донн, донн -
- ...аааааай! - несется с юга.
И еще раз, глухо, сквозь туман - аааай!
Это ж невозможно - после двух штормов, двух с лишним суток на этом холоде, с другой стороны острова крушения -
-Спустить шлюпки. Немедленно.
Впрочем, сейчас матросов подгонять не нужно.
Меньше чем через два часа они поднимаются на борт. Обмороженные, обессилевшие, в обледеневших, изодранных бушлатах, двое раненых - все живые. Команда в сборе.
Налетевший ветер протащил их по предательской стремнине, отнес неуправляемую шлюпку далеко от Пиявки и там разбил о подводные зубы скал. Эти зубы кое-где вылезали из воды - цепь, в прилив распадающаяся на полузатопленные островки. Они прошли до упора, надеясь добраться до острова, а там посуху - до корабля. Но цепь оборвалась, и они остались ждать своей судьбы на крайней скале, надеясь, что каким-то чудом "Стремительный" пройдет мимо них...
На борт втаскивают и Долгузара, на вид изрядно побитого. Его обвиняют в том, что он намеренно повел их на скалы и открыто радовался крушению: "все скалился, как мы сидели на мели!" На борту он, впрочем, уже не скалится (предвкушает ответственность за крушение по собственной глупости?), только кривит занемевшие губы:
-Приятная встреча! Не ждали, бар капитан?
Капитан признается себе: да, действительно не ждал, но - как?! То, что они смогли почти сразу вылезти на берег из ледяной воды - раз. Скалистая цепь ровно на том месте - два. Их не смыло штормовой ночью - три. Корабль снесло именно в эту часть залива - четыре. Били в колокол - пять. Хотя это, впрочем, бар Нардубалик мог приказать...
Капитан подсчитывает ничтожные вероятности и призрачные шансы, и все бьется о край сознания, не хочет отступать навязчивая мысль - что же, они милосердны...? Они пощадили тех, кого не пощадил я.
----
Правда, далеко не всем на корабле кажется именно так. Через несколько дней капитан слышит на баке охрипший, но все равно не лишенный приятности голос младшего офицера Бэльзагара. Странно. Именно младшие офицеры не из солдат пуще всего берегут свою офицерскую честь, и запросто беседовать с простыми матросами?
Подходит поближе и слышит дивную тираду о том, что владыки бессмертных мало того что погубили Остров и короля, они и их загнали в эту каменную теснину на краю света и решили погубить, семерым смельчакам удалось вернуться к своим лишь с помощью Зигура, защитника их после крушения Острова, коий есть полноправный - после гибели Короля - владетель и господин их.
Хм. Собственная идея? Долгузар вроде ничего подобного не говорил, а уж ему лучше знать, чья счастливая случайность их вытащила. Не говоря уже о том, что как-то не удается припомнить случая, когда Зигур кого-то спасал. ...Интересно, нашлись ли благодарные слушатели.
Пока смотрят на начальство настороженно и не очень добро. Бэльзагару бы еще выучить часы вахт и уяснить себе, что ровно сейчас в кубрике собирается обед, а просто так разойтись, пока офицер говорит, матросам не полагается.
- Бар Бэльзагар, вы напрасно задерживаете людей. Помощнику боцмана пора бы знать о том, что дневная вахта закончилась десять минут назад.
Повинуясь его знаку, матросы расходятся.
-И совершенно напрасно вы так уверенно рассуждаете о том, о чем не имеете, подозреваю, ни малейшего понятия.
- Разве запрещено говорить правду, бар капитан? - как гордо поднял голову, молодой красавец, даже бледность ему к лицу! В серых глазах - воинственная удаль правдолюбца и пророка... а за этим - холодноватая, чуть азартная настороженность: я знаю, что ты знаешь, что я не по чину действую - ну, останови меня!
И капитан его не разочаровывает его ожиданий.
- Во-первых, правды вы не знаете...как никто из нас. А во-вторых, устав разрешает мне ваши слова истолковать как призыв к мятежу.
Широко улыбается, давая Бэльзагару время оценить эффект, и продолжает -
- и в следующий раз я сделаю именно так.
- В чем же я провинился против устава? - преувеличенно удивленно возвышает голос Бэльзагар. - Разве владыки бессмертных - не враги нам? Не они ли отняли у нас бессмертие и саму землю? Не они ли сгубили Короля? Разве Зигур - не благодетель наш?
Самое интересное, что по обычаям последнего времени, по подправленному Зигуром уставу Бэльзагар как раз прав.
-Командование отдано мне, и отрицание этого тянет на мятеж. - и продолжает тише и ласковее: - Спасением на водах Зигур явно не занимался. Возвращайтесь к своим прямым обязанностям.
Отворачивается и уходит, досадуя на себя за то, что так долго пререкался с этой шушерой. И с чего бы он вздумал защищать доброе имя владык бессмертных, которые раз - ему вовсе не владыки, два - не друзья ему после Волны, и три - сами вполне управятся без его защиты...
----
Продолжение в комментариях.