(no subject)

[istarni]

Неделю в Гамбурге, работаю, у меня все хорошо, но иногда вечером хочется поговорить. Но это задача не всегда тривиальная, поэтому я буду писать:)

Вот, как старая перечница, почему-то захотела записать одну из многих историй про прекрасных людей, которые сидят у меня в голове - истории, не люди:) люди-то живут своей жизнью, и моя голова им, думаю, параллельна:)

Все началось с того, что у меня на руках оказались очень дешевые билеты  до Мюнхена и обратно. Австрийская ЖД иногда выкидывает такие билеты - а тогда приближалось Рождество, погоды стояли хмурые, мама уезжала в Москву, в жизни нашей того декабря творилась полная бня... 

А тут билеты в уютно-пивной Мюнхен. На католическое Рождество. 

Это все было неожиданно, и я, собственно, понятия не имела, что смотреть в Мюнхене - но представляла себе рождественские рынки, глинтвейн, сосиски и пиво, карусели в разноцветных огоньках, конфетный уют и прочие радости доброй сказки. 

В хостеле моей соседкой по двухэтажной кровати оказалась девочка Анжела - белокурая, чуть полноватая, жизнерадостная и уверенная, американка Анжела из маленького городка где-то на среднем Западе. Учится во Флоренции на какую-то не самую тривиальную профессию вроде историка моды, едет домой на каникулы, она ни одного Рождества не встречала без своей семьи, вот, пришлось купить отдельный чемодан только для подарков, но институт у них закончился раньше, и вот неделю она путешествует.

Я в Мюнхене первый раз и на один день, говорит она. Ну, на полтора - потом самолет.  

И чего будешь смотреть в городе, спрашиваю.

О, сказала она. Я поеду в Дахау. 

Я открыла рот, потом закрыла его, потом зависла на несколько секунд... потому что, по всем неписаным и всем известным правилам, это я, высокодуховная русская девочка, должна была узнать про Дахау, а она, бездуховная американская девочка, должна была открыть рот, закрыть рот, зависнуть на несколько секунд и спросить, невинно хлопая глазами: "А это такой торговый центр, да?"

О, сказала я. - Ааа...эээ...-

Мне кажется, что это очень важно, сказала она. Мы ведь очень хорошо живем, спокойно, а хорошо бы напоминать себе, не так ли?

А не расскажешь, как доехать? - спросила я. Анжела хорошо подготовилась к путешествию, и так я узнала все, вплоть до особого, праздничного расписания поездов на завтра. 

После завтрака мы расстались - мне еще нужно было задержаться на вокзале, уточнить по поводу обратного поезда. Уточнила, походила вокруг вокзала, посмотрела через дорогу, где уже виднелись ворота старого города и пресловутый рождественский рыночек... и поехала в Дахау. 

Огромный лагерь, огромный и пустынный - раннее утро, надпись - "Труд делает свободным" над воротами. Я не думала, не могла себе представить, какой он большой, а в воздухе еще висела мелкая косая морось, за пять шагов было ничего не видно, казалось, что окружающего мира нет вообще, а вот есть аккуратные ряды бараков - все, что осталось. Внутри тоже было чистенько, двухэтажные сплошные нары, все, опять же, чисто и не так страшно кажется - если зажмуриться, не смотреть на фотографии по стенам и не читать таблички и невозможно длинные списки тех, кто прошел - в один конец. Текст о медицинских экспериментах я дочитать так и не смогла, а на фотографии  к тексту старалась не смотреть вовсе. 

А еще там был барак особо строго режима, с голыми стенами одиночек и биографиями тех, кто там был, длиннейший коридор, облупившиеся зеленые стены, редкие желтые лампочки, бесконечные, одинаковые ряды дверей, коридор уходил в никуда и терялся в темноте, и темная часть была закрыта решетчатой дверью. 

А там расстреливали, пояснил мне одинокий, незнамо откуда взявшийся служитель. 

Через два с половиной часа я оттуда сбежала и всю дорогу до Мюнхена пыталась хоть как-то развидеть фотки и так и недочитанный текст про медицинские эксперименты на узниках. 

---

Вечером мы вновь встретились, Анжела паковала чемодан для завтрашнего отъезда. 

О, я там была пять часов, - делилась со мной Анжела. Читала все таблички - какой же ужас... Молилась еще за них - там была часовня, памятная часовня - ты не заметила? Мне хотелось что-то сделать для них, но это единственное, что я могла сделать. Мне кажется, что это очень важно, не так ли?