О писательском труде

[istarni]

...Я уже давно была измучена этой идеей как нарзаном и вот наконец в ночи темной донесла ее до бумаги клавиатуры и ЖЖ:)
Сабж: Фродо пишет Алую Книгу и думает разные мысли.
Собственно говоря, это все:)

Гэндальфу он первому сказал о том, что хотел бы написать книгу о случившемся с ними в последний год - и Гэндальф одобрил его затею.
-Думаю, будет правильно, если ты сам напишешь о том, что сделал ты - вы все - в Войне Кольца. И - думаю, хорошая выйдет книга. Конечно, когда-нибудь потом твой труд попадет в руки королевских переписчиков, мужей неимовернейшей учености и еще большей занудливости, и они исправят, скажем,  ошибки в отображении на письме диалектов синдарина, или поправят вопиющую историческую погрешность: в ополчении Дерворина из долины Рингло не триста воинов пришло на помощь Минас-Тириту, а вовсе даже триста сорок один -
но некоторые события этой истории останутся и запомнятся так, как ее напишешь ты - и только ты.
-Я не думаю, - ответил он, - что сделанное можно переписать - словами.
-Некоторые пытались, - пожал плечами маг. Помолчал и добавил: - Удачи тебе в написании, не плоди по сто пятнадцать версий черновиков, как Бильбо - и не забывай, когда будешь писать свою историю, что ты ее пишешь в мирное время и в мире, в котором Саурона нет.
- Я не забуду, Гэндальф. Мне потому это и пришло в голову - записать все-все-все, чтобы не забыть потом.

Гэндальф и это намерение вполне одобрил, а потом показал кое-что - "чтобы не забыть". Что это было, Фродо так и не понял - вроде и рассказывал маг коротко и без подробностей, но в памяти остались картины того, что он не видел: штурм Минас-Тирита; бой Эовин; Арагорн, призывающий войско Мертвых; живые картины, как наяву, и шум и грохот боя, и запах горячей пыли под ногами, и чуть ли не морской ветер на лице.
Тогда-то он не утерпел, задал вопрос, который хотел задать уже очень давно.
-Гэндальф, ты кто?
Маг только рассмеялся. -Не думал, что ты так быстро забудешь вашу семейную историю! "Я - Гэндальф, а Гэндальф - это я!"

Но их общий смех нисколько не заглушил несказанное продолжение: "Олорин меня звали на Западе, давно забытом, на другом берегу великого Моря - и лишь тем, кто придет туда вместе со мной, скажу я больше".

...Почему-то оно вновь и вновь приходило на ум и все никак не забывалось, никогда не виденное им наяву великое Море; будто стучалось в мирные сны шумом прибоя - стуком сердца - боем часов - обратным отсчетом времени, которого сейчас, казалось бы, достаточно и хватит на все.
Он говорил себе: это все песни Леголаса, его звонкие песни и его печаль лесного эльфа, увидевшего Море, такие уж у эльфов песни, чью угодно душу разбередят - чужая печаль, не моя. Но так благословенна была та весна, так рассыпали белый цвет уцелевшие вишни и яблони, так благоухал свежий ветер и сияло солнце на закате, что до поры до времени он и думать забыл по великое Море.
 
 

....За окном другая весна, но такая же радостная и буйная. Прет к солнцу - день за двадцать лет - стремительная зеленая поросль, за окном - солнце, в саду - травки-цветочки, все почти как раньше - разве что нет Сэма с его неизменными садовыми ножницами. Но это и хорошо: он теперь в ответе за весь Шир, теперь ему все четыре удела - сад, за которым нужно присматривать.

На сад и травки-цветочки очень приятно смотреть после вчерашних снов темного огня. Всяко приятнее, чем на лежащий на столе почти законченный черновик.
Это почти с места не двигалось. Про осаду Минас-Тирита, Пеленнор и возвращение Арагорна он написал быстро и легко, заботясь только об одном - всех бы упомнить, не забыть бы никого и ничего. Но чем ближе к Мордору - тем дело пошло медленнее, а потом и застопорилось совсем. С начала февраля он не притрагивался к книге, старался лишний раз не заглядывать в ящик стола, где лежала рукопись, и суеверно отводил глаза от кипы черновиков. Это было бы смешно, если бы он мог над этим посмеяться.

Он ждал - ждал, проклиная собственную мнительность и все равно зная, что отвлечься не получится - ждал, вернется ли тень. Точнее - ждал возвращения тени, шестым чувством, холодком на сердце угадывая, что оно случится, и все же малодушно надеясь: а может, так все пройдет, заживет, забудется...
Не прошло, не забылось - в годовщину он будто выпал из нового, мирного времени, навидался до костей обжигающего огня Ока, вдоволь наслушался ненавистного голоса, который надеялся не услышать больше никогда.

Теперь, как ни странно, легче. Теперь понятно, что тень за правым плечом, пусть и изрядно побледневшая и почти бессильная, никуда не денется, два раза в год будет приходить в гости и отыгрываться за все хорошее: за то, что так долго противился ей - и за то, что в конце концов поддался.

Вот только у него, Фродо Бэггинса, провалившего задание и спасенного каким-то немыслимым чудом (про которое он чем больше думал, тем меньше понимал, каким образом вообще все умудрилось закончиться хорошо) есть в запасе еще одно чудо. Подарок, великая милость - белый корабль у бескрайнего серого Моря, что еще стоит у причала, но скоро поднимет паруса...
А потому придется решать, как ни хотелось бы оттянуть решение.
Остаться - устроить себе явление Мордора на дом, два раза в год, строго по расписанию - за то, что сломался в конце концов под рыком неумолчного и страшного голоса, который в конце стал его собственным голосом...

Уйти - страшно, как ни крути, навсегда уходить из дома, пусть и понятно уже, что не приживешься обратно. Уйти - смириться со своим поражением. Уйти - никогда больше не пожалеть о Кольце - ведь так, ведь ты жалел о нем - слишком глубоко вгрязлось, стало, можно сказать, неотъемлемой частью  - тебя самого.
 Уйти - принять милость, незаслуженную вдвойне, втройне и в тысячу раз. Усмехнулся сам себе: теперь-то поневоле понимаешь Сарумана, проклявшего меня за мою жестокую милость. О да, милость может быть жестокой - валится в руки и не спрашивает, а что ты с ней будешь делать потом и готов ли ты к такому счастью. Кажется - заслуживаешь только отчаяния и забвения, в лучшем случае - смерти, а тебя вытаскивают и говорят: иди живи, на тебя другие планы!

Не герой ты вовсе, Фродо Бэггинс, да и не был никогда, ты был избран не за силу и мудрость, а за то, что никогда не думал о себе ничего подобного...Ты отправился в путь, понятия не имея о том, что ждет тебя по дороге, не отмерив тягот и выгод, и тебе в ответ было дано - без меры, незаслуженно и не по заслугам.... Почему? Гэндальф бы ответил - потому, что так устроен мир, и потому, что ты выдержал так долго, что твое личное поражение возможно стало вывернуть в счастливый конец. 
Так милость - чудо - всегда незаслуженна и часто жестока, заслуженно - это портному за жилетку, сапожнику за сапоги; заработал, заслужил, радуйся... А тебе за последний год выпали и тьма, и свет - не по росту, слишком великие для тебя - так хватит раздумывать о размерах собственной персоны, раз Саурон повержен, и ты свою роль в его свержении - сыграл.

Так радуйся, маленький хоббит из незаметного Шира, камушек, попавший в жернова Сауроновой всесильной мельницы - сам сломавшийся, но сбивший ее ход! Радуйся, что можешь писать эти строки, что мир сможет мирно зажить, что твоя земля расцветет, а ты...что белый корабль еще стоит у причала.

Он вздохнул и начал писать, удивившись, как тверда его рука, так и не привыкшая до конца управляться четырьмя пальцами.
Итак, он пишет: 

"Так Фродо с помощью Сэммиума паче чаяния дошел до Роковой Расселины, Саммат-Наур, где было отковано Кольцо и где должно было уничтожить его. Но в Саммат-Наур было сердце владений Саурона, горнило его мощи, старинная его кузница, и его воля царила здесь безраздельно - и в самом конце пути Фродо поддался искусу Кольца и воле его властелина.

Так сказал он у Роковой Расселины: "Я пришел. Но я не исполню того, зачем пришел и был послан. Я не сделаю этого. Кольцо - мое!"
И так Фродо объявил себя властелином Кольца и надел его. Тогда повелитель Барад-Дура вздрогнул, и содрогнулась его твердыня, ибо увидел он все расчеты и замыслы своих врагов и знал он, что его участь Все помыслы его обратились к Роковой горе, и его завоевания были забыты, и по его зову отлетели с поля битвы Кольценосцы и помчались к Ородруину - чтобы удержать самозваного властелина, пока Саурон не явится сам.  

Но Голлум напал на Фродо и дрался с ним на краю пропасти и, дотянувшись до правой руки, откусил палец - вместе с Кольцом. В упоении своей победы он танцевал как безумный на краю пропасти, крича "моя прелесть! о, моя прелесть!", не отводя глаз от Кольца, что сейчас сияло ярче солнца и пламени. И в угаре своей безумной пляски Голлум шагнул слишком далеко, и отступился, и упал, и сгинул, и Кольцо сгинуло вместе с ним в огненной пропасти.

И за порогом Саммат-Наура Фродо и Сэммиум увидели, как в мгновение ока пал Барад-Дур, и его башни выше гор и темницы, стальные и алмазные ворота, и обвалились горы, и в прах рассыпались стены крепостей, и Ородруин содрогнулся, извергнув ливень огня - и в реках пламени сгинули примчавшиеся Кольценосцы.

Так пал властелин Колец и был повержен в ничто и не вернется более - не подвигом одного, но доброй волей многих, а паче всего - счастливой случайностью, которую вернее назвать Провидением, ибо в ней проявилась незримая благая воля, что держит мир". 

----
А солнце-то уже в зените. Долго же он просидел над одним-единственным абзацем! Но это ничего... осталось немало глав, и набело переписать - работа немалая, но хорошая, радостная. Поле Кормаллен, и коронация и свадьба Арагорна, и радостные дни первой их мирной весны нового времени, и свадьба Фарамира (он не застал ее, но обязательно о ней напишет!), и долгая дорога домой - и тревожные события в Бри, пожалуй, и, очищение Шира и возрождение Шира - с поименным списком сражавшихся героев, не все же его родне потом читать о маловажных делах на далеком юге!

Все же нужно поторопиться. За окном ранняя весна, но в свежеватом ветерке он чувствует дыхание осени - той осени, о которой говорил ему Элронд. 

 ...А вообще чё-та у меня сплошные раздумья и филосоВствования, экшена и не дождешься:)
 

Comments

[amarinn.livejournal.com]

Про "жестокую милость" - очень хорошо, имхо. И правда.

[istarni.livejournal.com]

Ну, в текст было напихано МНОГО своих личных концептов и заморочек, если пригодились к делу - хорошо!:)

[tal-gilas.livejournal.com]

Последняя фраза также принадлежит перу Фродо? :)))

[istarni.livejournal.com]

Ну, в Замысле:) этого не было:), но ведь по сути-то вполне подходит и правда!:)

[ulex.livejournal.com]

*диалог, из прошлого*
- Воробей, попавший в бетономешалку?
- На что похож воробей после одного оборота бетономешалки?

[istarni.livejournal.com]

Нну, вполне может, что сравнение некорректное, но, мне кажется, имеющее право на существование...

[julia-monday.livejournal.com]

Это хорошо! Это очень хорошо...

И про "жестокую милость" тоже хорошо - хотя бедный Фродо не заметил, что он ее заслужил - скромный...

И за "сто пятнадцать черновиков" - отдельный респект, понятно, на кого намек :)

[istarni.livejournal.com]

Ну да, Фродо скромный...:) ну так ему, можно сказать, положено, все и вышло потому, что скромный был:)
про черновики - ну, мне упрямо кажется, что когда Бильбо вручил Фродо свои заметки и переводы, это все было в состоянии примерно таком же, в каком Кристофер получил заметки Профессора:)

[kemenkiri.livejournal.com]

Ай, ёлки-палки, это прекрасно!

И прекрасный Гэндальф - про показанные картины (да, так и было, а как иначе! - думаешь теперь). И то, что, значит, он и правда *скажет больше* - тому, кто окажется на Западе. Т.е. мы знаем, кому.
(Вообще эта такая идея мечта - почитать про возвращение Гэндальфа, точнее про _возвращение майа Олорина_ - к самому себе обратно, учитывая нажитое за полторы Эпохи...)

[hild-0.livejournal.com]

Очень хороший, светлый и мудрый рассказ. В нем надежда - не только для Фродо.
Спасибо Тебе.