Кругосветка - 2
May. 4th, 2011 12:53 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
istarniНа самом деле, я очень рада, что есть читатели, которым это интересно, даже не смотря на много имен на адунаике:)
Сначала – собрание офицеров. Если по уставу, то в непредвиденных ситуациях, не требующих немедленного разрешения, капитан не имеет права принять единоличное решение без собрания совета. Решение он уже принял, но совет собрать нужно.
- Господа. – начинает капитан, - Острова нет. Остров сгинул...как мы все уже знаем.
Молчание. Чье-то - сквозь зубы - проклятие, чей-то то ли выдох, то ли всхлип. Они знали все. Сложно было бы не знать, когда вместо земли - море и ничего, кроме моря. Все знали, не говоря вслух; сказать - окончательно смириться с черной правдой. Слово сказано.
- Дда, остров сгинул. – сбивчиво повторяет бар Долгузар, надменный старший помощник капитана. Губы у него трясутся, смотрит ошарашенно и растерянно - будто его обманули. Или он так скорбит, хотя странно: этот - может испытывать горе?
...Бар Долгузар – назначенный старший помощник, назначенный в последний рейс после настойчивых рекомендаций из штаба. У капитана есть подозрение, что причина столь горячих похвал – не долгузаровы умения, о которых капитан до этого ни разу не слышал, а, скажем, воля его патрона. Зигурова воля.
- Какая страшная шутка....что я жив, - говорит бар Инзилир, второй помощник капитана, остановившимися глазами глядя в никуда. Он очень стар, долгожитель по нынешним временам. Он всегда и везде повторял, что не боится своей смерти - мол, так задержалась, что каждый день - уже подарок. А выпала тебе - и всем нам - чужая смерть, погибель других. И стократ страшнее чужая смерть.
- Я предлагаю - идем дальше. Мы не можем вернуться – вот так. «Стремительный» идет прежним курсом. Возражения?Возражений нет, только бар Долгузар отворачивается и молчит, кусая губы. Всегда ходил гордецом, на хозяина, что ли, надеясь - а сейчас поджал хвост и глядит бледной нежитью. Да хрен с ним, не мешает, и ладно.
- Итак, курс прежний. Еще о траектории движения - есть гипотеза, что с движением у нас... не то. Аглахад, доложите.
Штурман докладывает, вцепившись в свои записки, как в спасательный канат - о плоскости и сфере, странностях с горизонтом, звездами, траекторией движения и всем остальным; о том, как в ночь Волны, верно, мир изменился и Остров сгинул -
- Позвольте вопрос, - подает голос Бэльзагар, франтоватый мрачный красавец из младших офицеров.
Капитан кивает: спрашивайте.
- Мир изменил -ся; кто же, по-вашему, его изменил? Кто погубил остров? Благие владыки бессмертных?
- Вряд ли они, - качает головой штурман. – Я знаю...то есть, я читал, что у них нет и не было такой власти, даже у Короля Мира, что только Всевышний –
- Всссевышний! – шипит Бэльзагар так, будто бы это слово было грязнейшим ругательством. Вссевышний! Ты читал – сказки нимерим читал, а, авалтири?
Как обезумев, выбегает на палубу, чуть не вышибив дверь, и кричит, задрав голову – да будь ты проклят! Будь ты проклят! Ну, всеблагой, убей меня - как убил короля! Где твои молнии?!
Так он кричит и грозит кулаком небу, и ждет молнии себе на голову - но ни молнии, ни какого другого знака не появляется на чистом и ясном - будто умытом - небе, ни облачка не наплывает на солнце –
Бэльзагар опускает руки. Потом, пошатнувшись, садится прямо на палубу и сидит, свесив голову.
Все молчат.
Через несколько томительных мгновений он поднимается, оправляет мундир, отряхивает колени, говорит чужим бесстрастным голосом, будто не случилось ничего:
- Прошу прощения за беспокойство, господа. Капитан, прошу прощения за нарушение порядка. Бар Аглахад, прошу меня извинить за... за обращение, неподобающее вашему чину.
Капитан кивает: если к вам вернулся-таки рассудок, вернемся к насущным делам.
Да, надо бы сказать шкиперу или старику Инзилиру, чтобы с этого красавчика глаз не спускали.
----
- Мы должны...мы должны дать прощальный залп – как полагается. В память о нашей земле, - шелестит бар Инзилир, глядя на капитана выцветшими голубыми глазами.
Да, точно. Прощальный залп. Это важно. Это очень важно. Как полагается. А он и забыл - нехорошо...
- Каким чином?
-Последним королевским.
Последний королевский – до последнего снаряда, до последней доли пороха. Так провожают королей.
- Господа. – это уже шкипер. – Господа. Я предлагаю «прощай, море».
«Прощай, море» - три залпа. Так провожают погибших моряков.
- Это не потому, что я... – шкипер морщится и замолкает, кусая губы, потом заговаривает снова. – Не потому... не потому что мне не
по кому горевать... Господа. Мы одни в море. Гаваней рядом нет. Нам бы...снаряды поберечь.
- Для кого вы их собираетесь беречь? – вскидывается штурман. – Для Владык Запада?
- А вдруг что, - отговаривается шкипер. – А вдруг что.
-Да, нам нужно поберечь снаряды, - отзывается Бэльзагар своим глубоким и красивым и лишенным всякого выражения голосом. – Чтоб нам не сдаться без боя – если нападут на нас.
Капитану хочется спросить, как Бэльзагар представляет себе войну с теми, кто смел с лица земли Армаду и Остров обрушил в море, и как он собирается отбиваться силами одного фрегата и двадцати пушек.
Капитан молчит. С безумцами спорить бессмысленно.
Они выстроились на палубе, под парадным голубым небом, над веселеньким голубым морем, которому и дела нет до земли, что оно поглотило. Гремят три залпа - "прощай, море!" - так от лица погибших моряков прощались с морем, а сейчас бьет по сердцу – «прощай, земля», прощай же, Гимлад, что сгинул под темными водами, без возврата, навеки прощай!
Их оркестр играет королевский марш и замолкает - с полминуты тишины - а потом нестройно и неладно звенят трубы, и капитан узнает мелодию. Это «Возвращение в Йозайан», и сотня глоток орет, сбиваясь с ритма - «когда мы вернемся к родным берегам»... Так плачет хор о возвращении домой - под палящим солнцем, между пустынным морем и равнодушным небом, и сам капитан плачет и сглатывает слезы, и поет вместе со всеми и клянется словами песни - когда мы вернемся к родным берегам, мы вернемся, нет, мы все-таки обязательно вернемся, даже если дом на дне морском - вернемся. Он не забыл ни пустоты океана, ни черного видения острова в глубине - и пусть он исплавал полсвета, от южных песчаных до северных ледяных пустынь, ему некуда возвращаться, кроме Острова. Только на Остров есть смысл возвращаться.
Вечером в кромешной тьме он слышит другие песни, и понимает, что не один и не два матроса вслух или про себя повторили проклятия Бэльзагара. Еле доносятся голоса из-под палубы, и кажется - не из кубрика, а из морских глубин звучит залихватский марш, один из маршей Армады:
Поднять паруса! Не вой, не скули!
Плывем мы на Запад да за край земли!
Не любил он эти новые песни, вот никогда не любил, и дело сейчас даже не в грубом бахвальстве, а в том, что песня совсем не подходит ко времени.
Видно, кто-то среди них думает так же: марш прерывается, чей-то возглас, невнятный гул спора, резкий окрик в ответ – и вновь начинает хор, хоть поющих и поубавилось:
Смирится море и дрогнет земля,
Хэй-хо – СМЕРТЬ ВРАГАМ КОРОЛЯ!
Капитан смеется - что за черная шутка! Этот марш горланили тысячи и тысячи глоток в Армаде, что закрыла морскую гладь и мачтами доставала до неба, а теперь поют десятеро на одиноком фрегате, а Армада сгинула, и король погиб, а враги его, как и прежде – бессмертны. Остался один фрегат в море - корабль, что потерял дорогу домой и не может найти, и ни карты и ни компасы не помогут. Смотрят ли они с высоты своих звезд, смеются ли над ничтожной скорлупкой, что зовется "Стремительный" и лишь их прихотью держится на плаву?
----
Ветер по-прежнему стремит их на запад: то поднимая порядочную волну, то усмиряясь до слабосильного ласкового вихорька. Они плывут на запад, и еще неотрывней смотрят они на запад: кто с раскаянием, кто с затаенной жаждой мести, и все - со страхом.
Они ждут криков чаек, и полоски земли блаженных на горизонте, или орлов с запада, или шквала, что остановит их - но видят лишь море и море и ничего, кроме моря.
Нет одинокого острова Эрессеа, и бессмертных земель тоже нет. И ни утесов в океана, ни птиц в небе, ни хоть какого-нибудь следа земли! Капитан ловит себя на том, что ему страшно и неуютно в этой однообразной голубизне - как в детстве, когда заблудился в лесу и не можешь найти дороги.
Да они и заблудились. По картам - о, карты и приборы совершенно точно говорят, где они! - да беда в том, что прежнее "где" исчезло; сгинул Йозайан и Одинокий остров нимри сгинул, и скалистые берега земель бессмертных пропали.
-----
И что делать?
- А что делать-то? – пожимает плечами шкипер на очередном собрании – Дальше идти.
Да, дальше идти – раз за разом повторяет себе капитан, дальше! Потому что немыслимо вернуться вот так - "на запад поплыли, Острова не нашли, повернули обратно!" Потому что неизвестно, удастся ли вернуться - из-за этой хрени с картами и координатами капитан уже сомневается во всем; в муторных кошмарах все кажется, что и Пеларгира больше нет на свете, и не осталось никакой твердой земли, хоть год и два плыви по морю. Дальше - потому что дальнейшее хотя бы неизвестно, а что ждет за спиной – все известно, хоть плачь.
Все же нужно сначала проверить, могут ли они хоть сколько-то еще пройти дальше. Снасти особо не истрепались. Припасов пока хватает - не зря шкипер так усердствовал при погрузке. С водой хуже. Воды никогда не бывает много, и бочки почти пусты после трех месяцев пути.
- Бар Нардубалик, – спрашивает капитан шкипера, - ты в самом деле вытребовал из мастерских этот твой опреснитель?
- А то ж! – хмыкает шкипер. - Единственный в Пеларгире!
- Это какой будет?
- Да все тот же, «море-в-стакане».
Чудо-устройство, прозванное «море-в-стакане», с гордостью представили лет пять назад, оговорившись: действует, но нужно еще доработать. Вода оттуда в самом деле выходила пресная, но отвратная на вкус отвратная, да и маловато ее для команды целого фрегата.
- Он же недоделанный!
- Какой был, такой и достал, - бурчит шкипер. – Знамо дело, у господ инженеров руки не дошли...
У инженеров в пылу великого строительства не доходили руки ни до чего, что не было связано напрямую с военным делом. Они строили Армаду, и что им какой-то опреснитель?
... Это так похоже на недавнюю жизнь - упреки инженерам, ругань с подрядчиками и купцами, учения, патрульные рейды вдоль дикарского побережья, долгие письма из дома, разговоры с его старшими офицерами, пока все еще были живы и были здесь - штурман и шкипер, и первый и второй помощники, полузапретные шутки о том, что поход на запад - это, конечно, грандиозно, но есть же жизнь и кроме Великого Строительства!
Так похоже на прежнюю жизнь, что он и забыл о настоящем, и, право, глупо и стыдно ругаться на погибших инженеров тем, кто, возможно, скоро сгинет так же бесследно в этой ублюдочной пустыне.
----
Легко сказать – дальше идем. Ровно там, где клятая карта показывает великую гору бессмертных, умирает ветер. Просто утихает к вечеру, оставляя корабль качаться на незаметных и неслышных волнах, окрашенных закатом в розовато-золотой.
На следующий день ветра нет. Начинается жара. К полудню солнце печет нестерпимо, работы особой нет, и капитан отпускает большинство вахтенных на палубу, в тень парусов. На первый день матросы хмуро шутят: хоть отдохнем.
Первый день, второй, третий, четвертый; неделя.
Не бывает таких штилей и так долго. Он с досадой обрывает себя: сколько можно тешить себя тем, что не бывает. Все в этом кривом мире бывает, и все - худшее и возможного. И по году, верно, бывает полный штиль...
Капитан поневоле вспоминает страшные истории о гневе Морской Девы, что слышал еще мальчишкой. Капитанов дядя брал их с собой в море - пусть и на рыбалку мелководья, что в надежной тени прибрежных скал. Там он закидывал сети и по целым дням рассказывал им чудные и страшные сказки моря.
- Вот станете моряками, - говаривал он, - не лезьте на рожон к Морскому Королю. Морской король вспыльчив и в гневе буйный: как напустит шторм - волны выше грот-мачты, ветер все паруса изорвет, закрутит водоворот под килем - и утянет на дно, так-то. Но, если дело знаешь, и в шторм можно управиться с кораблем.
Но - тут он переходит на шепот, - но не вздумайте, никогда не вздумайте гневить Морскую Деву... Она-то ни ветра, ни штормов не любит, а любит тихие бухты, где море как зеркало - знаешь поговорку про тихий омут? ну вот то-то же! ...Если разгневается Морская дева - загонит корабль в мертвые воды, уловит все ветра и не выпустит: плыви как знаешь, делай что хочешь, все равно не выберешься. Месяц штиль, два штиль - сойдешь с ума да сам и кинешься ей в объятия...
Паруса висят бессильно, темное просмоленное дерево палубы раскалилось - босиком и не ступишь. Тягучее, выморочное безделье, палящее солнце с пустых небес, уже не голубое, а выцветшее, сероватое от жары небо, сверкающая под солнцем гладь моря. Полный штиль.
От жары портится вода в бочках. Люди Запада ни горячкой, ни тифом не болеют, но капитану не хочется сейчас это проверять на своей команде. Они запускают раздобытый шкипером опреснитель. Машинка дает пресную воду, маслянистую и горьковатую на вкус; от нее опухает язык и только сильнее хочется пить.
Одного из матросов оттаскивают с оружейной палубы - тот рвется к пушкам, крича: они идут на нас, они напали на нас! у самого борта - огооонь!
Так капитан узнает, что болен не он один. В жарком мареве, на выцветшей глади моря ему давно уже мерещатся берега - сады в диковинных цветах, а за ними - холмы, а дальше - горы, и водопады катятся с гор, и выше гор - Гора, чья вершина сияет ярче солнца, и бледные духи водят хороводы по воде, и призрачные птицы кружат вокруг мачт, пролетают сквозь паруса. Бессмертные дурят им головы, бессмертные поют над волнами так долго, что шумит в ушах, бессмертные хозяева земли, что провалилась в никуда, а их обрекли на смерть в этих мертвых водах.
Штурман по-прежнему выходит на шканцы каждую ночь, чтобы зарисовывать одно и то же звездное небо. Ночью не палит солнце и не мельтешат бледные тени, но луна сияет так, что больно уставшим глазам, и ее окружают мириады и миллионы звезд, и все бы это было прекрасно и возвышенно - но море отдает тепло, от борта поднимается теплая, душная влажность, в воздухе - ни ветерка...
- ...Вы по-прежнему будете утверждать, что они благи и милосердны?
- Да, выдыхает штурман.
Вот упертый, а! По-хорошему, капитану бы отстать от штурмана и дать тому сходить с ума по-своему. Но капитан, сам не зная почему, продолжает расспрашивать - чуть не допрашивать, как будто тот держит в тайне верный ответ.
- Они милосердны, о да... Ни штормов, ни молний - сгнием здесь по-тихому, вот и все.
- Я... я... я сочту смерть справедливой.- и добавляет еле слышно: если до той поры не сойду с ума.
- И почему же вы, по-вашему, достойны смерти?
- Мой народ творил зло и был повержен. Почему мне - оставаться жить?
- В самом деле, - скалится капитан от бессильной злости, - в самом деле, почему нам оставаться жить?
- Послушайте, - оборачивается к нему штурман. - Послушайте, вы человек честный и справедливый... Я не знаю, почему погиб Остров. Я не знаю, что случилось, когда король ступил на берег бессмертных. Я – не – я не буду говорить о короле. Разве вы не видите? Их земель нет, земли блаженных сгинули. Послушайте, если они погубили наш дом - они погубили и свой собственный. Хороша война, где победитель лишается всего! Я не ве- я не хочу верить, что они погубили нас. Я не знаю, что случилось. Я знаю - Остров тысячу лет стоял - и пропал за пятьдесят лет, когда Зигур построил храм и солгал королю. И вот - Остров сгинул совсем, я не знаю, чьей волей и чьей силой. Но я знаю - Зигур хотел нам гибели. Я буду ненавидеть Зигура, капитан.
Во упертый, думает капитан с невольным уважением. И с еле слышной невольной завистью: ему все просто и понятно. Капитану уже ничего не понятно, кроме собственной глухой тоски. Еще немного - и он тоже, видно, заорет проклятия небесам и будет грозиться мечом королю мира - и спросит, да, спросит за все хорошее -
Хотя это, конечно, уже бред, вдохновленный штурманскими невнятными речами. Капитан отстраненно раздумывает, что будет, если штурману взбредет в голову вести такие беседы с другими офицерами.
И скоро ему представляется возможность понаблюдать сие вживую.
В этом мертвом мареве хорошо разносятся звуки, и капитан у дверей своей каюты слышит шум перепалки на корме. Спорщиков не видно, но капитан ускоряет шаг и уже на ходу узнает голоса.
- Зигур вернется! Вернется! – визжит бар Долгузар как бы не с ужасом.
- Ах ты мразь, зигуров доносчик, тыыы...! – а вот это уже штурман.
Господа его офицеры, штурман и первый помощник надвигаются друг на друга, и ладно бы это поединок двоих - за Долгузаром стоит красавчик Бэльзагар, сабля уже наизготовку, а за штурманом - старик Инзилир и еще один из младших офицеров-
- АААТСТАВИТЬ! – ревет капитанский бас, и мятежников будто разносит в разные стороны. – Подраться захотели? А ну вон. Немедленно по местам – все. Те, кто будут уличены в драке, поединке, вызове на поединок - получат плетей. Все слышали?
И уходит.
Эк тебя угораздило, капитан Фаразар, - говорит он себе, остывая. - Нашел чем пригрозить.
Даже угроза телесного наказания - немыслима для Людей Запада. Капитан в южных колониях видел вояк, которым вино развязывало язык, а то и руки. Видел он и то, что с ними случалось: вызов на поединок, а если выживешь - суд чести, скорейшая добровольная отставка и общее презрение всей военно-морской братии.
Но на поединок его никто здесь не вызовет, а что до чести – капитан с ожесточением повторяет себе, что не может допустить позволить смертоубийства на корабле в этих мертвых водах, и пусть его судят судом чести на суше, по прибытии – если будет кому судить и куда прибывать.
- И так сойдет, - говорит ему шкипер. - Позором иногда только крепче припугнешь. Долгузара бы приструнить - что за дрянь, зигуров шпик на корабле! Нашего-то Гвендокара ... он. Может, не он, но из-за него - точно!
У шкипера есть досадная привычка по важным делам изъясняться частицами и междометиями, но здесь-то понятно, о чем речь.
Бар Гвендокар был выбранным старшим помощником капитана. Незадолго до отправки в колонии его назначили расследовать очередной бунт верных против Короля - то есть о бунтах капитан особо не слышал, а вот обыски и дознания проводились регулярно. От королевской службы отказываться не принято - бар Гвендокар и не отказался, но расследовал, шептались, - с "преступной мягкостью". Потом пропал. В штабе вежливо ответили на запрос: послан в важнейшую и сверхсекретнейшую экспедицию (еще хорошо, если обошлось бессрочной ссылкой - подумал тогда капитан). А вместо него прислали бледную нежить Долгузара.
- ...ну так вот я о чем и говорю-
- О чем?
-Да о том, что Зигур-то, верно, сгинул, что бы Долгузар не кричал.
Шкипер оглядывается и шепчет хриплым, свистящим шепотом:
-Может и его...того...да и концы в воду?
Добрый друг его бар Нардубалик начинал свою карьеру на пиратском корабле, а там предпочитают простые способы избавляться от проблем.
Капитан ловит себя на том, что всерьез раздумывает над этим предложением. Потом все же качает головой:
- Нет, не стоит. Нет надобности. Зачем торопить смерть? Мы и так скоро сгинем – все.
Да, это может быть, соглашается шкипер. Это очень может быть.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2011-05-04 12:02 pm (UTC)no subject
Date: 2011-05-04 12:22 pm (UTC)no subject
Date: 2011-05-05 09:55 am (UTC)