Дорожная история - ...сбилась со счету, еще одна

[istarni]

Меня тут попросили продолжать, ну а я, а что ж я, я возьму и использую любой повод потрындеть дальше! К тому же своих мыслей-то особо нет, зато вместо этого можно рассказать о других людях, что как бы не лучше...

А о чем речь. Когда я начала учить немецкий и встретила (сильно потом) первого живого немца, мне в глубине души очень хотелось спросить немца - про Вторую Мировую. Очень сильно хотелось. Но, знаете, как-то странно начинать разговор с вопроса "А скажи-ка, друг, где твой дед был и что делал на восточном-западном фронте?"

А речь-то о чем. Мне довелось участвовать в таких разговорах, и не один раз, и тему - что характерно - каждый раз поднимала не я. А тут меня Ангел еще попросила изложить для публики одну историю, которую я ей уже излагала... а вот и она!

У мамы выдалась свободная пятница на работе, и мы поехали в австрийскую деревню на Зеленое озеро. Это отдельная история - про деревню Трагёсс-Кляйнкирхен и про ее почетного бургомистра, у которого мы оказались в гостях - но сейчас дело не в этом. 

На форелевой ферме этого бургомистра мы столкнулись еще с посетителями, двумя старичками, ей было что-то около шестидесяти пяти (типичная европейская дама на пенсии, активная, моложавая, доброжелательная и с завивкой), а ему на вид можно было дать все девяносто: очень белые седые волосы, голубые, светлые, по-стариковски прозрачные глаза, ходит медленно, но прямо; видно, что был большой спортсмен и охотник, а теперь что - помолчать, оперевшись на руку своей родственницы, да на солнышке погреться. 

Разговариваемся, дама узнает, что мы из России, и в обе стороны начинается поток восхищений, в котором мы стараемся принимать посильное участие: 

О, вы из России! А мы вот были в круизе на теплоходе, ваш Север, Петербург, Москва, как это прекрасно! А ваше метро, это просто дворец! А еще в Петербурге площадь такая, Дворцовая, просто дух захватывает!  - Да-да, спасибо, а когда мы были в Вене, так красиво, так красиво! И здесь - такая природа, такие горы, просто сердце радуется! - Да-да, спасибо, а у вас на севере - такая природа, такое море, как красиво!

И все в таком духе минут на пять.  

Потом у дамы звонит телефон, она отходит в сторону, а старик, до того молчавший, пригревшийся на солнышке, внезапно, слегка шамкая, подает голос:

- А я, знаете, Москву не успел рассмотреть.

Погода, спрашиваю, была плохая? Почему-то мне показалось, что они были в Москве во время прошлогодних пожаров, неудивительно, что на улицу тогда было не выйти!

Он не то что улыбнулся, скорее, морщины у него сами по себе за годы сложились в небольшую, какую-то совсем стариковскую улыбку:

- В июле 44го в Москве была очень хорошая погода. Я был в Москве в июле 44го года, один день-

И он взглянул на меня и понял, что я поняла, о чем речь, и не стал продолжать. 

- Вечером нас погрузили в вагоны и отправили... я был в Усть-Каменске (то есть он произнес что-то похожее на Усть-Каменск, но я могла и неправильно расслышать). А потом Сталин дал обещание, что все пленные будут отправлены домой через три месяца после конца войны. И через три месяца после конца войны я ехал домой в одном из первых эшелонов. Так Сталин свое обещание сдержал и к своим врагам - и своего народа - оказался милосерден... Я поехал домой через три месяца после конца войны...
Он не договаривает фразу про врагов, прочем, я и рада этому: в этом странном монологе достаточно слов, которые повиснут в воздухе наравне с запахом утра, духом разнотравья, плеском форели в ручье, дуновением ветра - но, в отличие от последнего, не исчезнут и не денутся никуда. 
Старик улыбается еще раз, словно извиняясь, и молчит, и когда его родственница, отзвонившись, возвращается и продолжает восторги и расспросы - молчит, улыбается и смотрит в сторону, как будто я знаю какую-то его невеселую и затаенно хранимую тайну, но вполне возможно, что мне просто чудится и я слишком много всего вчитываю в морщинистые лица стариков.

 

Comments

[istarni.livejournal.com]

Знаешь, вот это да - видеть людей в бывших врагах. Может быть, к *России в общем* у него и нет любви, но значит, были русские, с которыми ему повезло пообщаться _по-человечески... да так и правильней всего, т.к. абстрактную страну "других" гораздо легче любить, а еще легче - ненавидеть... а с людьми - сложнее.

[arkthur-kl.livejournal.com]

Да. А еще мне тут всегда был интересен вопрос ответсвенности. Я не распространяю отношение "служивые - люди подневольные", солдаты, пришедшие к войной, ответсвенность за свои дела несут. Тем более, учитывая накрученность идеологии того времени, многих же отнюдь не палкой к нам гнали. Конечно, при этом разница между боевым солдатом или офицером, каким-нибудь представителем ведомства Гиммлера или карателем будет огромна. Юридически доля ответсвенности вполне закреплена. Мне интереснее скорее вопрос ответсвенность моральной. Притом не "я осуждаю" или "а ну кайтесь!", или "давайте все забудем" - это сейсас слишком легко сделать, а в плане отношения людей к тому, что и почему они тогда делали, и как это можно в себе преодолеть и вернуться к человечеству на равных.